Василий Васильевич Шкаев - От прощания до встречи

молодцов и не ожидал.

Что ж, там, в Кронштадте, они и впрямь были молодцами, особенно Прокофьев. Он держался свободно и просто, хотя всегда был собран, подтянут. Редко кому давалось это сочетание, считавшееся флотским шиком, — собранность и непринужденность. И статен он был на редкость, и китель на нем сидел отменно. Самые отпетые флотские форсуны заглядывались на Прокофьева и в душе завидовали ему.

Он и сейчас ладен, политрук Прокофьев, хотя на нем, как на всех, неуклюжие ватные штаны, такая же телогрейка и грязный, измятый маскировочный халат.

А вот молодцами их сейчас не назовешь. У молодцов все комсомольцы были бы в целости и сохранности.

Эти мысли, должно быть, написаны были у Жичина на лице, потому что капитан Матюшенко, едва с ним поравнявшись, обернулся к Прокофьеву и заворчал потихоньку, но так, чтобы слышно было и ему:

— Что-то наша комсомолия нос повесила. Ни дать ни взять — старички. Завтра утром бой предстоит, а с таким запалом и назад немудрено повернуть. Прямым ходом в Кронштадт. А что? Возьмут да и обгонят беспартийных.

Он скосил на Жичина глаза и едва заметно улыбнулся.

— Вполне возможно, товарищ капитан, — ответил Жичин. В трудную минуту он решил призвать на выручку свой юмор. Так же, по всей видимости, как и Матюшенко. — При таком вожаке все возможно, — добавил он.

Собеседники по достоинству оценили его ответ и прекрасно поняли его первопричину — удрученное состояние.

— На двенадцать часов назначено партийное бюро, — мягко сказал Прокофьев. — Приходите-ка, мил человек, там и поговорим обо всем. Можно бы и сейчас, да нам с начальником штаба, — он кивнул на капитана Матюшенко, — срочное задание дано, и мы до двенадцати — кровь из носу — должны его выполнить.

— Большой привал разве в двенадцать? — спросил Жичин.

— Большого привала нынче не будет, — спокойно ответил Прокофьев. — На ходу, мил человек. Сейчас все будет делаться на ходу. Разве не видишь: иного пути нет.

Жичину об этом как-то не подумалось, и он должен был признаться себе в этом. Он, конечно, признался бы и Прокофьеву, но тот, лихо оттолкнувшись палками, уже догонял капитана Матюшенко.

Заседание бюро началось в двенадцать. Минута в минуту. Только вряд ли его можно было назвать заседанием. Никто не сидел, даже не стоял никто — все двигались. Члены бюро и парторги рот шли рядом с Прокофьевым, приглашенные — чуть сзади.

Впереди двигались штаб и вторая рота, по флангам — первая и четвертая роты. Замыкали походный строй взвод связи и третья рота.

— Если бы у нас было время, — начал Прокофьев, — можно было б порассуждать о необычайности нашего заседания. Но времени нет. Завтра утром прямо с ходу в бой. Предлагаю приступить к делу. Нет возражений? Товарищ Савельев! — крикнул он, обернувшись назад.

От группы приглашенных отделился худой длинный боец и в два рывка поравнялся с Прокофьевым.

— Партийному бюро рекомендовали вашу память. Говорят, что вы всю «Полтаву» наизусть знаете, всего «Онегина».

— Да уж подзабыл кое-что, товарищ политрук.

Прокофьев улыбнулся и сказал, что партийное бюро разрешает коммунисту Савельеву на время забыть и «Онегина» и «Полтаву». А вот то, что будет на бюро, забывать нельзя. Надо внимательно все слушать, запоминать и на первом же большом привале весь разговор обратить в толковый, деловой протокол. Ясно?

— В повестку дня рекомендуются два вопроса, — продолжал Прокофьев. — Первый — прием в партию. Второй — борьба с обмораживанием. Есть другие предложения? Нет. Товарищ Ишутин!

Не повезло Ишутину. Рванулся он, чтоб побыстрее предстать перед партийным бюро, но, как на грех, слетело вдруг крепление, соскочила лыжа, и набиравшему темп заседанию пришлось пережить неприятную паузу. Жичин полагал, что Прокофьев немедленно учинит парню разнос — так, во всяком случае, сделал бы он, Жичин, — но политрук поступил по-другому. Он участливо осведомился, в порядке ли теперь крепление, сам убедился, что для беспокойства нет причин, и лишь после этого продолжил заседание.

— В партийную организацию поступило заявление, — сказал он и полез было в сумку за этим заявлением, потом улыбнулся, махнул рукой. — Сам заявит. Кто рекомендующие?

— Командир отряда, краснофлотец Федюшин и я, — ответил парторг второй роты Резвов.

— Ясно. Пожалуйста, товарищ Ишутин.

— Нам сказали, что завтра бой, — начал Ишутин. — Вообще, может, страшно будет, как --">