Павел Васильевич Крусанов - Жаркий июль

карман прыгают), а Вовка бы, например, меня выдал, то он думает, что я бы тогда тому Вовке тумаков не пожалел, и это уже получится он, отец стало быть, только вместо гривенников здесь одна кошкина дочь, а я спросил: это как же?

— А вот так, — сказал он. — Годов нарастишь — узнаешь. — И потом еще сказал, что если один куркуль уже поел, то на стене висят ходики, по которым видно, что этот куркуль целых двадцать минут отлынивает от постели. И погасил свет.

Интересно, сколько же их? Я опять залез под кровать и тряхнул жестянку, только потом лег и одеялом укрылся, лежу и думаю, что вот теперь бы ночь дотерпеть, а там, глядишь, и утро, и речка, и — может еще перепадет...

Потом я встал и начал одеваться. Отец уже был в совхозе, так что я мог хоть сейчас идти на речку, только разве ж это интересно — одной рукой в ладоши бить? Вот после обеда, когда отец с трактора вернется, и тетя Наташа пойдет телевизор смотреть, тогда и мы с Вовкой дадим деру. Вот бы еще перед этим заработать — совсем бы отлично.

Ну, позавтракал и пошел к Медуновым, а у магазина уже крутится Митька Давыдов и все по сторонам зыркает, будто высматривает кого, и даже издали видно, как ему пить хочется. Я однажды спросил у отца, что будет, если у Митьки денег не окажется, когда ему очень-очень пить пристанет, он заболеет, да? — а отец сказал, что ничего он не заболеет, а, наоборот, будет как с шилом в жопе, потому что ради скляницы на все готов, и если уж очень-очень пристанет, так изловчится и продаст из Запрудина что-нибудь вроде речки или водокачки, и что он давно бы их продал, да вся загвоздка в том, как их стянуть, чтоб не сразу заметили. А старший Кашин, который рядом был, сказал, что пусть Митька мужик бестолковый, зато на нем магазин половину плана делает, а, значит, найдется человек, который и ему спасибо скажет, да, к примеру, та же продавщица Валька.

Митька, как меня увидел, сразу подбежал и сказал, чтобы я не спешил, и что у него ко мне дело.

— К дачникам идешь? — спросил он, а сам извивается, как мотыль, и глаза слезятся. — А рубль заработать хочешь?

— Ври тому, кто не знает Фому, — сказал я, — а мне Фома — родной брат! — Чтобы Митька кому-то рубль дал, да еще у магазина, и это когда у него вчера даже двугривенного не было на автобус — не-ет, это уж дудки! И я оглянулся на водокачку.

Тут он полез в карман и достал юбилейный рубль, такой же точно, каких я пять штук у дяди Левы на ладони видел, и повертел так, чтобы я разглядел со всех сторон, а потом сказал, что ему только и надо-то знать, носил ли я вчера отцу что-нибудь от медуновской жены, от тети Наташи стало быть, или нет. Ну, я подумал, что тетя Наташа навряд ли Митьку Давыдова имела в виду, когда молчать просила, подумал-подумал и говорю:

— А полтинник не добавишь?

— Ишь скряга какой, — сказал Митька. — Ну, если не хочешь, так и не надо. — И потянул рубль обратно к карману.

— Носил, — сказал я. — Записку, как на той неделе...

— Молодец! — Митька снова зыркнул по сторонам. — Только никому не говори, что я тебя спрашивал.

— Ясное дело, — сказал я, — раз за такое рубль полагается.

Ну, тут Митька спросил: про что записка? — а я сказал, что известно про что — фильм придет смотреть, который до шестнадцати, а Митька засмеялся и прямо закрутился волчком.

— Так и написала, что до шестнадцати?— спросил он.

— Это уж не знаю, — сказал я. — Закорючки — не понять.

— А раз не знаешь, — сказал Митька, — то и рубль тебе платить не за что. — И побежал через огороды к автобусной остановке. Я сперва тоже побежал, но скоро остановился, потому что у Митьки только пятки сверкали, и я бы его все равно не догнал. Тут глаза у меня зачесались, и слюны натекло полный рот.

Скоро стало видно медуновскую дачу. Солнце сильно припекало, прямо несло жаром, ну, думаю, если и тетя Наташа передумает кино смотреть, тогда не день будет, а Божий недоделок.

— Отнес вчера? — спросила тетя Наташа. Она шла с корзинкой к огороду, наверно, хотела клубнику добрать.

— Отнес, — сказал я.

— Умница, — сказала тетя Наташа.— А почему у тебя глаза красные?

Ну, она наклонилась и стала мне передником лицо тереть, а я подумал-подумал и сказал, что не надо, что от этого гривенник не объявится, а она спросила: что?

— Я ваш вчерашний гривенник потерял, — сказал я.

Тетя Наташа охнула, что, мол, только и всего-то! — а потом сказала: не реви — вернулась в дом и принесла мне новый. А я и не думал реветь, вот еще! Она закрыла за собой калитку в, заборе, и я тоже пошел со двора, сперва на --">