Дмитрий Черняк - Пуговица

девать? – произнесла она и задумалась.

– Меня вон шерстить стали, думала покачусь, сопьюсь в конец. А потом подумала, что лучше, быть юродивой или последней алкашкой. Юродивой лучше, подают охотнее – сказала она и хихикнула как то странно. Потом посмотрела на меня. Глаза смеялись. – ну что, похожа я на юродивую?

До меня дошло, что тетя Груня дурачится. Мы просидели в «Куличиках» еще с полчаса. Все было съедено, а тарелочки подчищены хлебным мякишем. Плевать, кто и что подумал и про меня, и про эту верткую, сухонькую старушку. Внезапно мне стало невыносимо грустно и тоскливо. Я поняла, что это был мой последний приезд в Россию. Грустно, не от того, что я оставила за порогом своего сознания, вычеркнула без сожалений тот домострой и убогую сермяжность, называемую «моими родными», которые, по сути своей, никогда ими не были, а от того, что маленькая, пожилая женщина, как оказалось, была для меня самой близкой и «роднее родных». Всю свою сознательную жизнь, я слышала ее тихий и ласковый голос, напевавший мне «Спи, усни, мой птенчик, спи, усни мой милый. Я найду бубенчик в зарослях крапивы». Мы распрощались с тетей Груней на том перекрестке, где и встретились. Провожать ее, погружаться в ее жизнь не было никаких душевных сил. Все это разрывало мою душу и накрывало пеленой сознание. Я боялась приступа и своей слабости.

Расцеловавшись и помахав друг другу ручкой, мы пошли каждый своей дорогой. Тетя Груня доживать свой век, а я поковыляла в поисках зарядки для мобильника.

--">