Павел Александрович Новиков - Полное собрание сочинений. Том 2

время, спал.

– Ну-ну.

– Да что вы к словам-то придираетесь?

– Мы не придираемся, мы просто спрашиваем.

– Давно пьёшь?

– А какое это имеет значение?

– Ладно. Ты когда напьёшься, буянишь?

– Да что вы…

– Отвечайте.

– Ну, бывает, конечно, но очень редко.

– Значит, всё-таки бывает?

– А у кого не бывает?

– У меня, например, не бывает.

– Я что-то не понимаю, какое это вообще имеет отношение к делу?

– Просто, интересно.

Буров совсем уже вывел Соломина своими постоянными ухмылками.

– Интересно, да?

– Да.

– Да идите вы… со своим интересом! У вас ни одной улики нормальной нет, а ещё ставите из себя тут…

– Мы…

– Я уже сто раз сказал вам, не убивал я её! Что хоть я вам такого сделал, что вы даже мысли такой допустить не можете?

– Почему же? Допускаем мы такие мысли, очень даже допускаем. Но что-то слишком уж много случайностей и совпадений.

– Пойми, Соломин, если ты нам всё расскажешь, тебе же лучше будет.

– У вас ещё вопросы есть?

– Пока нет.

– Я могу идти?

– Слав, звони дежурному.

Через минуту Соломин уже стоял в дверях.

– Знаешь что, Соломин…

– Что?

– Таких…– Буров покачал пальцем.– Ладно, иди.

Соломина увели.

Дверь закрылась.

– Во охренел, совсем уже…

– Звякни-ка Сидорову, пусть придёт, под ногтями у меня покопается.

Тимофей Иванович был явно не в настроении.

Он зашёл в камеру и, даже не поздоровавшись, сел на нары напротив Соломина.

– Плохи дела у вас, Владимир Степанович.

– Что же так?

Шипоклюев вздохнул.

– Делали повторную экспертизу, в Москву отсылали, и…

– Что «и»?

– Под ногтями Тимофеевой нашли вашу кожу и кровь.

– Как так?

Шипоклюев развёл руками.

– Вот так-то.

– Но этого не может быть! Это фальсификация!

– Мы это не докажем, анализ всё-таки не у нас делали, в Москве, а это… Сами понимаете.

– Что хоть за хренотень? Да не может такого быть!

– Может, как видите.

Соломин взялся за голову.

– Как же так? Я же её и пальцем не трогал. Вот уроды, скоты…

– Вот…

– Да иди ты! Все вы заодно, сволочи.

Соломин еле сдерживался.

– Позвольте, позвольте…

– Что же делать?

– Честно говоря, даже и не знаю.

– Я не понимаю, вы адвокат или хрен собачий?

– Владимр Степанович…

– Что делать?

– Владимр Степанович, вы должны мне честно сказать, убивали вы её или нет?

– Да не убивал я!

Затянулось молчание.

– Чёрт, Буров! Вот козёл! Он же на прошлом допросе так мне в шею вцепился…

– Вцепился?

– Да!

– У вас следы остались?

– Да какие следы? Он же не драл меня всё-таки.

– Ну, может быть.

– Да зажило уже всё, наверное.

– Следов, значит, нет.

– Нет.

– Нужно было в тот же день, господин Соломин, заявление писать.

– Да кто ж знал-то?

– А чего же вы теперь хотите, через неделю-то?

Соломин облокотился на стену и застонал.

– Боюсь, никакую фальсификацию мы с вами не докажем.

– И что теперь?

– Не знаю. Это бесспорные доказательства: отпечатки на сумочке и кожа под ногтями; от этого уже никак не отвертишься.

– Скоты.

Шипоклюев не знал, что сказать.

– И сколько мне светит?

– Скорее всего, пожизненно.

– Пожизненно?!

– Смягчающих вину обстоятельств нет, так что…

– А если подать апелляцию?

– А смысл? Тоже самое будет.

– Просидеть всю оставшуюся жизнь…

– Смиритесь, господин Соломин, вы уже ничего…

– Смириться?! Вам легко говорить!

– Ну что вы, жить везде можно.

– Что ты… Ты… Да идите вы все…

Соломин лёг и отвернулся к стене.

Шипоклюев встал.

– Коровин, открывай.

Адвокат пробубнил что-то вроде «до свидания» и вышел.

Дверь закрылась.

Соломин лёг навзничь и уставился в потолок.

От такой несправедливости даже слёзы наворачивались.

5.01.04 – 22.02.04

--">