Сергей Корнев - Одноклассники, или Поколение lost

волоски на его животе. Положить голову ему на плечо. И всё это с отвращением. И с тем же отвращением ждать очередной близости.

Антон взял её руку и вложил в неё мокрого от половой слизи «дружочка». Лера покорилась, она знала, что от неё требуется, и взяла «дружочка» в рот.

И тогда раскатисто грянула молния, разделив тёмное небо пополам, общую атмосферу невзаимности на два состава.

Лерин состав был унижающимся, мучающимся, отчаявшимся, но терпеливым и разгорячённым. Антонов – возвышающимся, жёстким, удовлетворённым, но недовольным и стылым.

Истекающий половой слизью «дружочек» погрузился в очень горячее, отчаявшееся, но терпеливое, мучающееся и унижающееся лоно Лериных губ, а её голову обхватили возвышающиеся, удовлетворённые, но недовольные, жёсткие и очень холодные Антоновы руки. В тот момент Лера не видела никакого неба. Она видела только молнию.

Где-то там, промеж опережавших раскаты грома немых всполохов молнии, коротко втиснулся вибросигнал. Лера краем глаза взглянула на дисплей телефона. Володя. «Прости, Лера! Теперь уже ничего не вернёшь. Теперь у нас нет пути назад».

И всё закончилось. Она так и поняла – всё закончилось. У неё тоже больше не было пути назад. Вся её жизнь остановилась здесь. И здесь не было неба.

Оргия длилась до утра. Утром Лера лежала обнажённая поверх одеяла. Её глаза, устремлённые в потолок, плакали, а губы беззвучно шептали одно и то же:

– Почему?.. Почему?..

Буддийская зима

Золотистая пастель

Современная живопись мне не интересна. Я это не понимаю, да и понимать, если честно, особенного желания не имею. Так вышло просто. В компанию художников пригласил один знакомый – ну и завертелось. Мастерские, тусовки, выставки. Посиделки всякие. Художники – народ своеобразный, и жизнь у них своеобразная. Меня именно их жизнь и соблазнила чем-то.

И потом – напрасно некоторые считают, что можно вообще что-то выбрать в этом мире по большому счёту. Всё происходит само собой. Жизнь сама собой, на волнах возможностей и обстоятельств, чуть ли не рандомно, обозначает границы твоего социума, где тоже достаточно случайно встречаются люди, которые по разным, порой очень незначительным причинам становятся тебе несколько ближе огромной массы остальных. И вот – иногда ты живёшь их жизнью, иногда они твоей. Всё ради единственной цели – скрасить тьму одиночества человеческого бытия.

Волею того же случая мы попали на выставку некоего художника Светова. Мы – это Серж, я и Валентин Валентинович. Собирался прийти ещё Бурчук, но не пришёл. Дело в том, что нас по блату заблаговременно провели бесплатно, а Бурчук опоздал. С него, естественно, потребовали билет. Он стушевался, раскраснелся, затем ужасно разобиделся и отправился заливать обиду в летнее кафе в городском саду через дорогу.

Туда мы и завалились где-то через час, в самое пекло, когда солнце, чуть скатившись с зенита, жарило удушливо и безветренно, а Бурчук, выпив литр тёмного бархатного и разомлев, спрятался в полоске жиденького тенька.

– Так, тёмное бархатное, значит? – насмешливо осведомился Серж.

– Не трожь, – Бурчук поспешно пододвинул кружку к себе поближе и спросил: – Ну, и как там ваш Светов?

Валентин Валентинович с театральной выразительностью, громко, утробно, смачно так, извлёк из себя на свет Божий очень красноречивое и очень нехорошее слово.

– Это если в целом, – пояснил он. – Хотя вот его «Пламенный ангел» мне понравился. Сильно. Тут уж не поспоришь.

– Да ну! – Серж махнул рукой, на излёте ловко зацепив кружку Бурчука и отхлебнув из неё пару внушительных глотков. – Это даже современным искусством назвать нельзя. Так, неореализм какой-то. А кто-то, помнится, успорял нам, что понимает, что такое постмодернизм. Ну не бывает в постмодернизме золотисто-пастельных тонов, не бывает. На, держи, своё тёмное бархатное. Мы светлое нефильтрованное будем.

– Ничего я не успорял, – пробурчал Бурчук. – Я читал интервью Светова, он сам сказал, что он постмодернист.

Серж снова махнул рукой, на этот раз подчёркнуто молчаливо, и сходил за пивом.

– Смотри, как свет играет, – сказал он, поставив передо мной кружку светлого нефильтрованного. – Смотри, а вот тут точь-в-точь, как у Светова. Золотистая пастель.

Оранжевые переливы

Тогда мы никак не предполагали, что пройдёт всего какой-то один год, и некий художник Светов станет настолько --">