Фазиль Абдулович Искандер - Муки совести, или Байская кровать

заговорил.

— Как раз теперь-то я не могу спать спокойно, — сказал он, — я чувствую себя униженным. Но почему, почему вам не захотелось разыграть деревянную кровать? Это даже интересно. Может, вы противник азартных игр? Но это ведь не азартная игра. Мы бы всего один раз подкинули монету.

— Никакой я не противник азартных игр, — сказал я и почему-то добавил: — Хотя это меня давно не занимает. Вот в школе, играя на деньги, я тысячу раз подкидывал монету. Даже знал некоторые закономерности ее падения.

Это было правдой, но говорить об этом было глупо. Иногда хочется похвастаться тем, что ты хуже, чем кажешься.

— Какие? — оживился он.

— Если монета, — стал разъяснять я, — скажем, «орлом» вверх подкидывается и достаточнв много кружится, то есть подкидывается достаточно высоко, она, как правило, падает на «орла».

— Не может быть! — воскликнул он восторженно. Боже, подумал я, почему я ему об этом говорю, тем более уже где-то писал об этом. Глупо! Глупо!

— Не может быть! — азартно повторил он. Но меня уже заносило.

— Так подсказывает мой детский опыт, — почему-то уточнил я ради никому не нужной объективности, — но это при условии, что земля достаточно ровная и сырая. То есть, монета не отскакивает. Более того, чем мельче монета, тем точней она ложится. Точнее всего ложится копейка.

— Но почему?! — воскликнул он, как дикарь, узнавший, что Земля кружится.

— Чем меньше по размеру монета, — продолжал я делиться своим опытом, — тем больше кругов она успевает сделать, отскакивая от пальца. Чем больше кругов она успевает сделать, тем больше шансов, что она ляжет на землю так, как лежала на большом пальце.

— При чем тут большой палец? — спросил он.

— В наше время, — сказал я тоном старожила, — монету подкидывали, положив ее на большой палец, упертый в указательный. А потом с силой большой палец сдергивали с указательного, и монета, кружась, летела вверх.

— А-а, понял! — сказал он. — Можно, я сейчас включу свет и попробую?

— Нельзя, — твердо ответил я на правах знатока, — здесь деревянный пол. Монета будет отскакивать.

— Завтра попробую на земле, — сказал он благостно, — но ведь еще лежит снег.

— Еще лучше, — обнадежил я его, — в снегу монета совсем не отскакивает.

Он замолчал. Освободившись от всех своих знаний по части азартных игр, я стал засыпать. Но он опять заговорил.

— Я понял, в чем дело, — сказал он, — у вас иерархическое кавказское сознание. А у меня европейское. Для вас очевидно: раз вы старше меня, я должен был уступить вам деревянную кровать. А у меня, как у человека европейского сознания, главное — равенство шансов. Вот где столкнулись Восток и Запад!

— Никто ни с чем не столкнулся, — ответил я, сдерживая раздражение, — то преимущество возрасту, которое исповедует Восток, есть признание преимущества опыта, уважение к нему. Равенство шансов справедливо при равенстве изначальных условий. Какое равенство шансов между бедняком и богачом, если они оба хотят стать членами парламента? Но у меня никаких претензий к вашему байскому ложу, так что спите спокойно.

— Даже в том, что вы эту деревянную кровать называете байским ложем, есть какое-то унижение для меня. Но вы меня достали! Я готов перейти на вашу кровать. Давайте меняться. Я лягу на кровать байчонка!

— Это вы меня достали! — ответил я. — Не хочу я вашу кровать! Спите спокойно!

— Пожалуйста, перейдите! Признаю свою ошибку! Вот тогда я спокойно усну.

Переходить на его кровать было и глупо и неохота.

— Знаете, — сказал я, — извините меня, но я не могу лечь в кровать, где кто-то уже лежал.

— Что ж, вы считаете, что я болен какой-то заразной болезнью, что ли? — спросил он. — Вы меня опять унижаете!

Вот зануда, подумал я.

— Что вы! — воскликнул я при этом. — Просто я так привык. Спите спокойно.

— Пожалуйста, переходите, — взмолился он, — каждый возьмет свое одеяло, подушку и простыню. Раз вы такой брезгливый.

— Да не в этом дело, — сказал я ему, стараясь быть миролюбивым, -успокойтесь. У меня нет ни малейшей претензии на вашу кровать.

Он помолчал, и я слышал, как он некоторое время ворочался в своей постели. Кровать несколько раз скрипнула.

— Не такая уж эта кровать удобная, — проворчал он, — скрипит, да и пружины торчат.

— Уж не потому ли вы так стремитесь сменить ее? — съехидничал я, чувствуя, что он основательно перебил мне сон.

— Да что вы! — воскликнул он и даже привстал на постели. — Просто я понял --">