Сергей Александрович Бушов - Жёлтая виолончель

человек. Мне не хотелось переживать ещё раз то, что я пережил только что. Глаза заливали слёзы. Синие. Всё плывёт. Передо мной сидит, скаля зубы, труп Иванова. Голова гудит, надуваясь изнутри.

Агрессия. Да. Жёлтая виолончель. Я не любил его. И вот он сидит здесь, мёртвый, застывший, похожий на воск, подкрашенный изнутри красным и синим. Мне кажется, что труп заметно сполз вниз с тех пор, когда я увидел его в первый раз. Хотя когда был на самом деле первый раз? Кроме меня и Иванова, здесь никого нет. Он мне не нравился. И у меня были неконтролируемые вспышки агрессии. Я мог его убить. Не могу до конца поверить в это и представить… Но что вообще я помню о себе? Практически ничего.

Я встаю. Голова всё ещё кружится. Я хочу пить. Я видел здесь кран, кажется. В соседней комнате. Ноги слушаются плохо, пытаются подкоситься и уронить меня на бок, на застеленный серым ковролином пол. Краем глаза я замечаю, что на столе перед Ивановым лежит большая шоколадка. Упаковка надорвана, отломлено несколько кусочков. Должно быть, он начал есть при мне. Я был голоден. Точно. Я ударил его. Наверняка. До сих пор жутко хочу есть. Только сейчас начинаю чувствовать это, но хотел, похоже, уже давно.

Жёлтая виолончель. Жёлтая виолончель. Скоро будет война. Я подхожу к раковине, открываю кран, наклоняюсь, набираю в пригоршни воду. Пью. Мне мешает что-то. Странное ощущение в районе подбородка. Поднимаю глаза в зеркало и отшатываюсь. Там отражается силуэт Иванова.

О боже… Нет. Это я. Просто у меня борода. Ну, не совсем борода. Очень длинная щетина. Сантиметр, не меньше. Лапки насекомых теперь огромные. Ещё немного, и я на этих лапках ходить смогу, вверх ногами. Как это может быть? Я же буквально минуту назад…

Я вспоминаю свой провал в прошлое. Выходит, я отсутствовал здесь как минимум пару дней. Почему я не чувствую трупного запаха? Хотя что я вообще чувствую? Вижу синие пятна перед глазами. Слышу топот ног, бегущих прямо сюда.

Чудовища с большими круглыми головами врываются в комнату. Двое несутся ко мне, остальные нюхают по углам. В мои глаза бьёт внезапный яркий фонарик.

– К стене! – кричат мне. Голос не человеческий, грубый, искажённый. – Руки на стену! Раздвинуть ноги!

В мою спину утыкается нечто твёрдое. Чужие лапы шарят по телу, прощупывая футболку и джинсы.

– Кто такой? – продолжает голос. – Фамилия, имя?

Я честно пытаюсь вспомнить.

– Да, доктор, вы правы, – говорю я. Иванов усмехается.

– Ну, хорошо, – он вновь сел напротив меня. – На этом закончим разгадывать замысловатые тайны вашей личности и приступим к простой игре.

– Игре? – усомнился я. – Вы говорили про какой-то эксперимент.

– До экспериментов мы в своё время дойдём, – ответил Иванов, раскрывая толстую тетрадь и выискивая в ней неисписанные страницы.

– Я просто интересуюсь, когда вы мне сможете денег дать, – пояснил я.

Иванов моментально вспыхнул, став похожим на алого поросёночка, и вскочил:

– Деньги, деньги! Ваше поколение только и думает, что о деньгах! Мы с вами важным делом занимается, между прочим!

– Что это за дело? – вяло поинтересовался я. – Я пока ничего не понимаю.

Иванов шумно выдохнул, снова сел в кресло, оправил пиджак, снял очки. Его глаза стали подслеповатыми, немного жалобными. Он достал из кармана жилетки чёрный блестящий платок и протёр стёкла очков, а затем возвратил очки на переносицу.

– Я хотел бы разобраться в некоторых тайнах человеческого сознания, – сказал он. – Проверить кое-какие свои теории. Так получилось, что у меня сейчас нет подопытных, а на себе я больше экспериментировать не могу. Но давайте оставим эти ненужные подробности на потом.

Он посмотрел на меня в упор, словно ожидая согласия. Не дождался.

– Да заплачу я вам, заплачу! – отмахнулся он. – Завтра принесу деньги. Забыл сегодня. Не волнуйтесь.

– Хорошо, – согласился я, наконец. – А при чём тут ваша игра?

Иванов раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал. Он помолчал с минуту, порассматривал свою руку, потом снова поднял глаза на меня.

– Что вы знаете о Фрейде?

– Что его звали Зигмунд, – пожал я плечами.

– И всё?

– Остальное, что я о нём слышал, нельзя обозначить словом "знаю".

– Ладно, – Иванов нервно дёрнул головой. – Так вот – Фрейд видел в оговорках, описках и опечатках определённую работу подсознания. Ну, например, один мой друг сказал: "Скоро все женщины станут такими же, как собаки. И я лично ничего против не имею". Он хотел сказать --">