Екатерина Каграманова - Звёздочка золотая

сама всё знала не хуже него. Знала и молчала. Поэтому Антон просто усмехнулся и кивнул:

– О’кей. Понял.

Мать робко вскинулась:

– Ты не обижайся…

– Ага, ладно. Я пойду прогуляюсь, только про лошадку там сама расскажи.

Выходил вроде спокойно, а в лифте что-то стало раздуваться, натягиваться в груди, мешая дышать. Из подъезда почти выбежал, словно кто толкал в спину. Торопился к скверу – зачем, непонятно. Сырой воздух как-то комкался, проходил внутрь тяжёлыми рывками. Вдох, выдох, вдох, выдох…

Наконец ослабла немного, отпустила эта штука внутри. Вдох, выдох. Антон постоял ещё немного и пошёл по дорожке вперёд, к старому пруду. Успокаивалось сердце, успокаивались мысли.

***

На самом деле её звали Агния. Что нашло на мать – неизвестно, но дочь она твердо решила назвать так. Все знакомые, впервые услышав имя, спрашивали: «Барто?». За несколько лет Антон успел возненавидеть эту идиотскую шутку. Потом выяснилось, что сестра не может выговорить «Агния». Несчастный скованный язык кое-как выдавал «Аня», не больше. К пяти годам она уже твердо была Аней.

Мать долго не признавала диагноз, упорно доказывала, что девочка просто своеобразная, развивается в своем темпе. Но когда Ане исполнилось шесть, на школьной комиссии несчастье стало очевидным. Прошло уже четырнадцать лет, а сестра всё собиралась в первый класс, всё хвасталась воображаемыми тетрадками.

Иногда он думал, какой она могла быть. За болезненной полнотой толком было не разобрать. Представлял её похожей на мать и, значит, на себя – скуластой, тонколицей.

Сколько Антон помнил себя, мама всегда была занята сестрой, а отец пропадал на работе. Он действительно много работал – на его зарплату и жили, ну и Анькина копеечная пенсия.

Мать пыталась уделять внимание им обоим, но безуспешно. Вечные занятия – она всё ещё продолжала надеяться. Логопед, арт-терапия, лошади какие-то… «Аня, давай – сорока-белобока…», «Видишь, Анечка, зайчик не хотел есть, прилетела злая муха и съела его еду…»

С Антоном не было проблем. Антон был здоров, нормально учился, занимался волейболом. Антон не требовал внимания. Антон привык.

***

За чёрными ветками поблёскивал пруд, от него несло тиной. Антон не пошёл к воде, повернул назад. Фонарный свет падал на грязный асфальт. Их хорошо распределили, фонари – света каждого хватало ровно до следующего. Каждый освещает свой участок, и получается, что вся аллея освещена. Идёшь – и везде светло. Почему в жизни не так.

Снова натянулось в груди, разбухло до самого горла тугим комком. Антон остановился, поднял голову. Тучи сизыми клочьями закрывали небо – ни звёзд, ни луны, ничего.

– Сколько можно? Ну сколько можно? Сделай что-нибудь! – кому он это в отчаянии сказал, сам не знал.

Но что-то сдвинулось там, наверху. Какая-то тёмная глыба отъехала в сторону, и загорелась, засветилась яркая желтоватая точка – одна-единственная, прямо над головой.

Что-то сдвинулось там, наверху. Какой-то камешек сместился, и покатилось–понеслось. Как бывает в пазлах: ничего не выходит, а потом бац, один кусочек встал на место – и сложилась картинка. Всё вышло так просто, что Антону не верилось. На работе был корпоратив, юбилей фирмы. Шеф подвыпил – как выяснилось, отличный парень. Разговорились – кто да что. Оказалось, служил в той же части, только на три года раньше, такое совпадение. Ну и всё. Слово за слово – сам предложил помочь. И денег занял, и в банке у него знакомство обозначилось. Теперь только работать… И Антон работал – пахал, как проклятый.

Приходил домой поздно – смотрел квартиры. Ложился спать, а перед глазами мелькали эти малогабаритки, убитая «вторичка», вылизанные новостройки. Хозяева, риелторы, любопытные соседи. Дома ничего не рассказывал. И некогда было, и из принципа тоже. Не хотите помочь – не надо. Всякий раз, как думал об этом, становилось трудно дышать.

И только когда всё срослось, позвал их смотреть. Поехали вчетвером. Район новый, мать радовалась, что недалеко. Будто ей не всё равно… Антон не скрывал гордости – квартира была хоть не новая, но чистая, не прокуренная. И прежние хозяева оказались приличными, оставили хорошую «стиралку», кухонную мебель.

Мать вошла, ахнула:

– Какой же ты молодец, Антоша… Как раз к Новому году въедешь. Новый год – новая жизнь!

Он сдержанно ответил:

– Спасибо.

– Знаешь, что? – в глазах её, кажется, переливались слезы. – Тебе шторы нужно укоротить. Вон, смотри, прямо по полу волочатся. Я сделаю. --">