Вадим Векслер - Шпиль

class="book">– Виктор Иванович. Доцент. Здравия желаю! – сквозь пышные усы басовитым рокотом.

– День добрый. Игорь.

– На процедуры?

– Вот документы, Викт-Иваныч, – услужливо тоненькую папочку.

– Чудесно! Тогда проследуем!

– Прямо сейчас? – растеряв весь бодрый гонор.

– Хм?! – на Игоря изумленным уничижительным взглядом.

– Да, действительно. Что зря время терять? Проследуем!

5-3

Узкий длинный коридор. Он на цыпочках как вор семенит за блеклым масхалатом в зыбкой полутьме.

– Вот здесь у нас лаборатория. Подопытные, стало быть… м-м… животные…

– Чистенько тут у вас.

– Шутишь, брат: Наука!

– Знаете, я тут подумал…

– А вот и он! Как мы его называем шутливо, «Шлем Ужаса»!

Холодный перелив незнакомого металла, сосредоточение трубок, хитросплетение проводов, средоточие подмигивающих лампочек-индикаторов – он будто пульсировал.

– Да, я хотел сказать, может, всё-таки не стоит так сразу?

– Стоять! Ну что вы в самом деле? Взрослый же человек, военнообязанный! – смотрит в анкету. – 38 годочков…

– Ещё не…

– …почти уже исполнилось! А ведете себя как…

– Я понял! Не продолжайте. Куда садиться?

– Вот так бы сразу… Вот сюда, удобно? Сейчас мы тут ремешочки… так, покрепче…

– А-а…?

– Для безопасности!

– А!

– Хорошо. Так, что там у нас: «спонтанный скачкообразный рост творческих способностей, 21-дробь-01-тильда-334-литеры ‘О’, ‘П’». Принято. Разряд! Всё, готово.

– Что, простите?

– Готово, говорю. Можете вставать.

– Уже? Спасибо. А как вот?

– Ах, да. Извините. Ремни. Вот так, и раз! Всё, можно одеваться и на выход.

– Так я, вроде, и не раздевался?

– Что?

– Ну, да…

– Вы проводили сеанс в одежде?!

– Так вы же не…

– Боже, вы хотя бы крестик сняли?

– Да я не веру…

– Украшения?!

– Не ношу.

– Слава Хокингу! А это что?

– Это? Ремень. От брюк. На брюках.

– Он же металлический!!!

– Да уж не пластмасска, знаете ли…

По красной кнопке – хлоп!

Сирена.

В трубку исступленно:

– Борис! У нас ЧП!

Вполоборота:

– Вам, вообще, инструкцию по технике безопасности зачитывали?

– Я, пожалуй, пойду…

– Стоять!

– До свидания…

5-4

Мигающий пурпурный свет, визжащие мартышки в клетках, размытый коридор, массивная дверь, табличка, охранник, шлагбаум, решетки, заборы, промзона… уф!

6-1

Приняв сорокоградусной микстуры, жертва науки отходит ко сну. И первые пару часов в комнате тишь и покой. А потом наступает фаза быстрого сна. У поэта начинает дергаться левое веко, деревянные пальцы вцепляются в тонкую простынку. Вдруг тело вытягивается струной, выгибается дугой, скручивается в спираль, дрожит и тихо стонет. Рот искажается, кричит:

– Распаханные камни, разверстые могилы!

Бедняга мечется в испарине, сучит ногами будто старый шелудивый пес, зубы вгрызаются в истерзанную подушку. Треск рвущейся ткани, еле слышный шепот:

Захотел улететь – опоздал,

Лошадьми через лес – заплутал,

Марафон дотерпеть – но упал,

И стонал… и пропал…

Рывок вверх с двойным тулупом, смачное падение с кровати, грохот; он резко вскакивает, ощупывает себя: живой, целый. Бросается к столу – только не забыть! – хватает ручку, лихорадочно выводит строфу за строфой…

6-2

Когда взбагрит с востока небо,

Разметят по линейке плац,

Поставят тушки ровным хером,

Каре исполнит танго «Бац!»

Кровавый пунш и брызги спермы

Развеселят стены узор,

И я внизу такой же белый,

Такой же мертвый как топор!

…А он в строю такой же смелый,

Такой же меткий как топор!

– Это каким-таким, извиняюсь, «хером»?

– Буква такая, дореволюционная, старое название.

– Давайте изменим, может быть, «за бруствером»? Расстреливать выводят ведь за бруствер?

– Как будто бы…

– И почему «спермы»,

--">