Виктор Елисеевич Дьяков - Смертельное дуновение

глаз" угонщики, а недорого чинить её она имела возможность в гараже своей фирмы. Надежда свернула с Гурьянова на Кухмистерова, пересекла Полбина, "нырнула" в тоннель под железнодорожным полотном, выскочила на Люблинскую… У Кости она появилась около десяти часов вечера.

Нельзя сказать, что Костя очень уж нравился Надежде. Вернее он нравился ей… физически. Она тянулась к нему как тянется зрелая здоровая баба к здоровому мужику. К тому же она ещё никогда не имела такого стабильного, ничем не связанного любовника. Она просто привыкла к его рукам, телу, она хотела его… хотела уже днём, когда они виделись на работе, переносясь в мыслях в предстоящий вечер.

У Кости как всегда всё готово. Он встретил её в халате, на столе конфеты, зефир в шоколаде, армянский коньяк в пузатой бутылке. Бутылка уже почата, её хватало на два раза – они ведь встречались не для того чтобы пить. Костя был ровесником Надежды. Внешне он не походил на художника, скорее на бывшего спортсмена. Тем не менее, он являлся самым настоящим профессиональным живописцем с дипломом. По молодости, на рубеже восьмидесятых и девяностых, он даже участвовал в каких-то выставках художников-концептуалистов. Но у него хватило ума вовремя понять, что изо всей массы мнящих себя новоявленными Пикассо и Дали состоятся и станут в лучшем случае Кабаковыми, или Глазуновыми лишь единицы. В общем, Костя променял риск живописного творчества на стабильное ремесленничество и стал художником-оформителем. Но ремесленником он был классным и фирму вполне устраивал.

Надежда прошла в ванну… откуда уже тоже вышла в одном халате. Они немного выпили, съели по шоколадной конфете, чтобы губы стали сладкими… От жизни надо получать удовольствие – в этом взгляды Надежды и Кости совпадали. Происходившие из простых семей, они отлично помнили, каким убогим удовольствиям предавались их предки. По большому счёту то были и не удовольствия вовсе, а, как и вся их жизнь, одни сплошные мучения. Ну, разве удовольствие даже умеренное потребление плохой советской водки типа "коленвал", плохой пищи, ношение плохой одежды, белья, обуви… тесные квартиры, где даже таинство совокупления происходило в одной комнате с вроде бы спящими детьми, на узких для двоих диванах, кроватях-полуторках?…

Коньяк приятно согревал, он снял усталость, принёс безмятежный покой. Надежда и Костя, слившись друг с другом в объятиях, медленно передвигались в танце без названия, в полумраке комнаты под тягучее танго, льющееся из колонок магнитолы. Это была обычная прелюдия их вечера. От коньяка стало жарковато. Он медленно развязывал пояс её халата, она в ответ его. Они целовали друг друга сладкими губами. После очередной порции коньяка двигались под музыку уже обнажёнными. Несколько месяцев назад, когда руки художника-оформителя впервые проникли под платье строгой заведующей, Костя с радостно отметил, что тело Надежды далеко не худое, как казалось в одежде, даже более того…

– Ты что совсем без костей? – удивлялся Костя, ощущая под пальцами только податливую мякоть.

Она же с удовлетворением констатировала, что не обманулась в ожиданиях: широкие плечи у Кости оказались свои, а не подложные, грудь и руки мускулистые. Их притягивало друг к другу… но не более чем на две ночи в неделю.

В тесных объятиях, медленно кружась под музыку, они доводили себя до "кондиции". Потом, когда кассета кончилась они, не отрываясь друг от друга, повалились на заранее приготовленную кровать… Они не спеша "смаковали" наслаждение, утоляли физическую "жажду"… она его силой, он её нежностью… Потом отдыхали лежа на кровати, ширина которой позволяла не касаться партнёра. Надежда вдруг встала и пошла в открытую балконную дверь.

– Надюш, ты куда? – сыто окликнул её Костя.

– Душно… воздухом подышу.

Когда Надежда подошла к открытым створкам застекленного балкона, их нижний край оказался на уровне её плеч. Она стояла и смотрела на освещённую фонарями улицу, а оттуда не было видно, что женщина, высунувшая голову с балкона совсем без одежды. Она "пила" прохладный воздух. Впрочем, начало осени в Москве выдалось необыкновенно тёплым. И сейчас, несмотря на вечер, было, наверное, никак не меньше пятнадцати-шестнадцати градусов, а в нагретой солнцем за день бетонной коробке балкона на несколько градусов больше. Надежда так и стояла: её голова на относительно прохладной улице, а тело нежилось в куда более тёплой среде балкона. Костя, не вставая с --">