Ая эН - Проще кубика

В другой раз они свернули к востоку от Запретной Дороги, добрались до Серых Скал.

– Вот это место мы называем Дверь Древних – Арцин погладил ладонью плоскую наклонную поверхность. – За ней пустота. Мы пытались взорвать ее – после очередной неудачной попытки моя морда и приобрела прекрасный цвет.

В третий раз слетали на запад, к двум идеально-овальным озерам.

– Вот еще одна загадка, – рассказал кенерал. – Вода в них одинаковая, мы проверяли. Но вот это озеро в морозы замерзает, а вон то – нет.

– И форма настораживает, – согласился Шаго.

Потом они еще пару раз летали к озерам и разок к скалам, когда ученые обнаружили непонятный наскальный знак. Шаго, как увидел знак, побледнел: половина его была нарисована на карточке, которую он носил на шее под маминым портретом.

Дочка уже научилась уверенно читать и уверенно-коряво писать, когда Шаго начал впадать в грусть, злость, меланхолию, агрессию и депрессию – во все по очереди. Конечно, жизнь его здорово изменилась после того злополучного локального землетрясения. И Шаго был благодарен судьбе или богам за эти изменения. Но, по сути, даже открывшиеся перед ним блистательные возможности мало приблизили его к разгадке той тайны, которая манила его всю жизнь.

Чаша или куб?

Куб или чаша?

Если чаша – что у нее со стороны дна? Если куб – что на других гранях? Ответов на эти вопросы не было.

Экспедиции зольдад на север продолжались. В прошлом году удалось достроить промежуточную базу в том месте, до которого кое-как могли долететь вертихвостки. От нее можно было отправлять далее на север машины-североходы. Но ничего принципиально-нового разведать не удалось. Да, там все холоднее и холоднее. Да, на такой-то широте воздуха уже нет на столько-то, а радиация такая-то. Да. И… и, собственно, все.

Шаго как-то выдвинул на обсуждение идею попробовать пересечь край чаши (или ребро куба) не с севера, а с востока или запада. Но это предложение Совет помощников отмел сразу по нескольким пунктам. И первым пунктом были соседние государства, расположенные на берегах Великого Океана. Что с запада, что с востока – страны агрессивные, не лезут с войной последние сто лет – уже благо. Лучше не соваться. А обходных дорог нет.

Реформу образования пробить удалось, хотя только отчасти. Шаго пытался уйти в это дело с головой, но постоянно с досадой возвращался к мыслям о невозможности разузнать правду.

***

– Пора! – решила Тара, когда Лилена, дочка Шаго и Марци, выиграла олимпиаду среди старшеклассников Гагена, написав поэму о павших жертвой стихий жителях Дворшиков (одну главу она посвятила своей бабушке – эти строки невозможно было читать без слез).

***

Шаго было уже более тридцати, и он готовился стать Первым Главой государства (нынешний Первый находился при смерти). Реформа образования состоялась, недоброжелатели давно заткнулись, а новый Универзидед принял первых студентов – очень перспективных молодых людей, в числе которых были и оба сына Шаго.

В тот день будущий Первый сидел в своем кабинете над проектом корпуса-гостиницы для студентов, у которых нет возможности оплачивать жилье. Два архитектора всеми силами пытались пропихнуть всяческую роскошь: бани на каждом этаже, залы для бесед и отдыха и даже… сад на крыше. Такое в Гагене еще никому не приходило в голову: устроить сад на крыше! Многим – лишь бы вообще была крыша над головой! Шаго раздумывал. С одной стороны, надо сделать бюджетненько. С другой – а пусть на века останется о нем память как о великом строителе и просветителе!

– Кстати, садом хотела бы заниматься ваша супруга, госпожа Марци… – вкрадчиво заметил один из архитекторов.

Марци уже проявила себя с этой стороны, разбив прекрасный парк вдоль новой набережной, кстати, неплохо защищающей город от волн-последышей.

– Все-таки сад на крыше – это чересчур… – вздохнул Шаго. – Давайте ограничимся скромным сквером. И бани уберите. Нечего. Пусть в городскую ходят!

– Давайте хоть на первом этаже оставим! – возопили архитекторы.

– Давайте лучше эту площадь используем под…

Шаго так и не закончил фразу: в кабинет ворвался красный, как краб, кенерал Арцин Бадо. Впрочем, он всегда был красный.