Иван Солнцев - Индульгенции

затяжной декрет – такое дело. Не каждому по зубам. Соня любит своего ребенка. Свой декрет. Свой дом. Хочет второго ребенка. Второй декрет. Второй дом? Там, на малой родине, откуда нынче планирует перебраться сюда чуть ли не вся ее семья? Эти намеки меня раздражают, но они поступают от нее, тут уж никуда не деться.

– Что-то мы совсем припозднились. Ко скольки тебе на работу?

Вздыхаю. Призрак ожил и воплотился в нее.

– К восьми или восьми-тридцати, – потираю шею; сажусь за стол. – В общем, нормально. Ты как?

– Отлично, – улыбается. – Руки помыл, крошка моя?

Изображаю ответную улыбку. Когда привыкаешь врать, отношение к миру меняется. Впрочем…

А вру ли я?

Неужто, я хотел бы что-то изменить? Хотел бы жить не здесь? Хотел бы жить не с ней? Абсурд. Между двумя вариантами не выбирают дважды. Во всяком случае, я не выбираю. А вы? Вы-то как? Обиделись на мою демонстративную неоднозначность? Ну, и черт с вами. Я и один проживу. С Соней. Потому что это мой выбор. И все эти тревоги, знаете… Это просто чушь.

Но почему в последние дни мир периодически сжимается вокруг меня? Самым главным боссом компании мне назначена командировка в Москву с проверкой и переговорами, и при одной мысли об этом, желудок сжимается и присыхает к позвоночнику. Куда угодно, только не в Москву, хоть в Петропавловск-Камчатский – так я сказал бы, будь моя воля. Но завтра все будет нормально. Наверняка. Уютная Соня укомплектовывает тарелки здоровыми овощами-гриль и полезным стейком лосося, и халат придает некоторый рельеф ее крошечной груди, едва поднявшейся перед кормлением, а я снова смотрю в окно, и во двор въезжает красный «гетц» и неровно паркуется сразу на два места, и из него вылезает высокая длинноволосая растрепанная девица, которая, мне кажется, не живет здесь, а просто…

Соня

…и открываю глаза и сразу смотрю направо. Пустое место. Почему я не встала раньше? Вот дура! Господи, почему?

Тихо. Даже в мыслях – не кричать. Настюшка еще спит. Это здорово. Мне трудно поднять голову с подушки, но я должна. Немного кофе – и все будет в порядке. На сегодня столько планов! Неужто я все успею?

На кухне неприятный запах. Легкий, но заметный. Я чувствительна к таким вещам. Очень. Некоторые мамаши живут с ребенком в квартире, где воняет мусором. Пара моих знакомых – такие. Это отвратительно. Оправдываться занятостью и жить на помойке просто потому, что тебе лень вынести лишний раз мусорное ведро. Приоткрываю стеклопакет. Город проснулся. Неестественный шум. Словно бы эти звуки извне всегда есть, но разобрать их, разделить на части невозможно. Тоненький кашель из детской. Настя проснулась. Теперь день точно начался. Успеваю включить кофемашину и иду в спальню.

Только покормив и усадив за игрушки дочурку, добираюсь до вибрировавшего недавно мобильника. Он написал? Пожелал мне доброго утра? Напомнил, как меня любит? Хотя бы спросил, что вечером купить по дороге домой? Господи…

Ничего.

Ноль.

«Ваш номер выбран для участия в розыгрыше…»

Я давно ничего не выигрывала в этой жизни. Все как-то со скрипом, с мучениями. Нонсенс ведь, правда – я вынуждена страдать за свое счастье. Почему он такой? Что с ним? Худшее, что у нас было, пережито, затерто, рассеяно по памяти. Вздорные мысли, странные поступки – нам ведь уже не до этого, правда, Сашенька?

«Как дела? Хорошо добрался?»

А что я еще могу написать? Этот козел ведь не может сам полюбопытствовать, да?

Нет, нет, я не должна так… Это сводит меня с ума.

«Все нормально. Как у вас?»

А тебя правда волнует? Хоть когда-то волновало? А?

Да, он ведь хороший отец. Я смотрю на фотографию в тоненькой магнитной рамке, прилаженную к левой дверце холодильника. Насте на ней два года, и она на плечах у отца. Он счастлив. Мне иногда кажется, что на этом фото он плачет от счастья. Его черные волосы. Его глаза…

Мне не хватает какой-то части его. Возможно, это связано с тем, что мы давно не были… ммм… вместе. По меркам семейной жизни – очень давно. Которую неделю ни мне, ни ему не до интима. Он напряжен и молчалив. Я не знаю, о чем говорить с ним, хотя пытаюсь заводить то одну тему, то другую. Выходит неловко, и мне даже стыдно его отвлекать – может, что-то серьезное происходит на работе, а я знаю, как щепетильно он к этому

--">