Николай Сергеевич Плотников (писатель) - Маршрут Эдуарда Райнера

притворялся, а сейчас воскрес. Нина опомнилась, встала.

— Вам надо поесть, хотя бы немного.

— Много чего мне надо сделать, — ответил Райнер и попытался усмехнуться. — Но теперь поздно.

— Ничего не поздно.

Он по-прежнему полуснисходительно глянул, не ответил, отвернулся. Скоро дыхание его опять отяжелело, заблестел лоб, на глаза надвинулась тень беспамятства.

— Неужели не выживет? — шептал Дима. — Неужели все?

Она сжала его запястье:

— У нас в Карелии об этом не говорят…

Второй раз Райнер очнулся, когда носилки вталкивали в садитар-ный вертолет «Ми-4». Врач, моложавая коренастая баба, вертела в пальцах бумаги Райнера и громко говорила дяде Мише:

— Я понимаю, кто он, ясно мне, но в таких условиях мы не гарантируем. Шестой день! Удивляюсь, как еще не загнулся. Спортивное здоровье. Ну пока! — И она полезла по трапу, показывая ляжки с врезавшимися резинками чулок.

— Эх вы, романтики-психи! — крикнул пилот. — Машину чуть не угробил. Залазь, Сашка!

— Спасибо вам, ребята, спасибо, — говорил дядя Миша пилоту и бортмеханику, — без вас не донесли бы. Заходите, когда в Лоухи будете, спирт есть и рыбки найдем, спасибо вам!

— Не на чем. Отойдите от машины! — Пилот скрылся.

— Счастливо, бродяги! — крикнул механик из люка.

Сдвоенный рев винтов, смерч, клоки ягеля, как пули, по краю плато, незаметный отрыв, зависание, и вот все быстрее пузатый ящер стало боком сносить в высоту.

Прижав щеку к мутному оргстеклу, Райнер увидел каменистую площадку, чадящий костер и трех человечков, машущих руками. Он только схватил их в зрачки и сразу выпустил, чтоб все внимание собрать на белом клубочке, который рывками катился за тенью вертолета, отстал, заметался, замер на краю обрыва. Сквозь грохот и свист он словно услышал жалобный лай собаки.

Холодно и пристально смотрел он теперь на гранитные покатые вершины, на синие ельники, осенние ржаво-охристые пятна болот, на белые жилы порогов и серые лужи озер. Вся его дикая страна на прощанье развернулась под ним от моря, мглистой стеной вырастающего на севере, до поймы Воньги на юге; страна, которой больше не будет никогда.

Они стояли и следили за уменьшающимся вертолетом, за его стихающим стрекотом, пока все не исчезло в сизой дымке на западе.

«Кто такая была Ивонна? — думала Нина. — Надо спросить у Димы, что это за имя. Нет, не надо: мужчине этого не понять». Она посмотрела на него, он все еще вглядывался в тончайшую мглу над грядами пустынных гольцов, он прикусил губу, сжал кулаки. Какой он грязный стал, похудевший и несчастный. Она тронула его за локоть.

— Повезло с погодой, — сказал дядя Миша и стал раскуривать трубочку.

— Да, — сказала она и стала спускаться к палатке.

— Поедим — и обратно, — говорил дядя Миша, осторожно ступая по камням.

Дима шел за ним, опустив голову.

— Может быть, сразу пойдем? — сказал он. — Я есть не хочу что-то…

Дядя Миша остановился и стал опять раскуривать; сквозь дым он внимательно глядел на студента.

— Ничего, захочешь к вечеру, — сказал он. — А где собака?

— Собака?

— Вега. Позови ее.

Они стали свистеть, звать, но старая лайка не появлялась.

— Сходи за ней, а то потеряется. Нет, лучше я: она тебя что-то не любит.

--">