Ольга Меклер - Где находится край света

– Именно туда. И будете вы жить долго и счастливо.

– Тридцать лет и три года?

– Тридцать лет и три года. А может, и больше.

– Ты правда думаешь, что я красивая? – доверчиво прошептала Машка.

– Вы все красивые, девочки мои золотые. А Антонина… злая она, потому что любви в ней нет, не умеет она любить. Не сердись, просто пожалей ее.

– Но Веру она ведь любит! А нас с Лелей и Ниной нет!

– Верочка просто похожа на нее больше всех. Ты поверь, Машенька: скупцу хуже, чем тем, кому он не дает, это изнутри ест.

– Бабушка, а Бог есть?

– Бог в душе у каждого, детка.

– Тогда почему одних он делает добрыми, а других злыми? Почему есть хорошее и плохое?

– А как бы ты узнала, что человек добрый, если бы не видела злых? – хитро улыбнулась Евдокия. – Рано тебе еще об этом, всему свое время, давай-ка лучше книжку почитаем…

Она тогда многого не поняла, скорее, почувствовала, о чем говорила бабушка, и успокоилась. Но веру в свою привлекательность потеряла надолго.

Судя по веселым голосам, разносящимся из гостиной, в гостях у матушки была подруга Женечка, кокетливая старая дева. В юности она пережила несчастную любовь с непременными надрывом, коварством и обманом, после которой глубоко разочаровалась во всех лицах мужеска полу, а когда боль разочарования отпустила, свободных лиц не осталось, всех разобрали. И тут, на Женино счастье, познакомилась она со Стефаном Шрейгером, австрийским военнопленным, и преисполнилась жалости, увидев, в каких условиях содержится бедный юноша. И, конечно, принялась его опекать: то посылочку передаст, то деньжат подкинет. Правда, материнские чувства очень скоро трансформировались в иные, не менее нежные. Добрая фея частенько посещала своего подопечного в лагере для военнопленных, а когда его отпускали, и у себя принимала. Она просила почаще писать ей, ибо очень волновалась, зная о скудном пайке и спартанских условиях содержания. К тому же, это было так романтично – хранить в перламутровой шкатулке стопку писем, перевязанную розовой атласной лентой!

– Тоня, ты только послушай это послание: «Дорогой мадам Евгения…»

– Ой, уморила! Дорогой мадам Евгения! Ну, Стефан!

– Ну хватит тебе! Видишь же, человек старается, порусски пишет! Слушай дальше… «Дорогой мадам Евгения! Душевно Вам признателен за бандероль, в который были горячие носки и перчатки, что Вы вязали вашими прекрасными руками. Также я очень обрадовался цукеру и конфетам. Нас кормят хорошо: сегодня на обед давали зуп гороховый и звеклу душеную…»

– Все, все, пощади, не могу больше! – Антонина попеременно то всплескивала ухоженными ручками, то вытирала слезы, выступившие от безудержного смеха. – Горячие носки!.. Это же надо! Зуп гороховый, звекла душеная! Это, надо понимать, свекла тушеная? Ты бы своего Шрейгера хоть подучила!

– Между прочим, он фон Шрейгер на самом деле! Аристократ! – обиделась Женечка. – Ты бы по-немецки и так не написала!

– Все, все, не сердись! Лучше вот послушай, что мне Алексей Игнатьевич прислал: «Душевный друг мой Антонина Семеновна! Невозможно боле терпеть эти мучения. Ваза разбита, двери Вашего дома для меня навсегда закрыты».

Хозяин галантерейного магазина, видимо, решился на столь кардинальные меры после того, как в разгар его пылких признаний в комнату вошел Николай Андреевич и, недолго думая, схватил невесткиного ухажера за шиворот и выкинул вон. После чего брезгливо отряхнул руки и в сердцах плюнул: «Шельма кудлатая! Бедный Васька!» Машке сии пикантные подробности были неведомы, и подслушанная фраза произвела на нее неизгладимое впечатление. Но далее шпионить было опасно, да и бабушка ждала к обеду.

Как всякая уважающая себя уездная барышня, Кузя завела альбом, куда записывались особо полюбившиеся стихи, слова песен и изречения. Туда же был торжественно внесен шедевр о разбитой вазе. Но когда она решила поделиться своими духовными сокровищами с бабушкой, та скривилась:

– Деточка, да такое же только солдаты кухаркам пишут!

– А пожарники?

– Что пожарники?

– Что пожарники пишут кухаркам?

– А это уж ты сама спроси! – засмеялась бабушка.

Машкин интерес был вполне обоснованным. Дело в том, что воздыхателем их кухарки Анисьи был настоящий пожарный. Сама Анисья была толстой, ленивой деревенской девахой. Толку с нее в хозяйстве было мало, ущерба гораздо больше. Засыпала она на ходу. Но не увольняли, держали из жалости.