Стивен Миллхаузер - Иллюзионист Эйзенхайм

Он никогда не был женат, хотя молва и приписывала ему романтические связи то с одной, то с другой ассистенткой; он был красив некой суровой красотой, богат и так силён, что, говорили, мог сделать подряд тридцать приседаний на одной ноге. Вскоре после переезда в Винервальд он стал ухаживать за Софи Риттер, двадцатишестилетней дочерью местного землевладельца, который не одобрял занятия Эйзенхайма и был верным сторонником антисемитской христианской социалистической партии Люгера; девушка, по всей видимости, была влюблена в волшебника, но в самый последний момент что-то пошло не так, она внезапно от всего отказалась и через месяц вышла замуж за торговца зерном из Граца. Около года Эйзенхайм вёл отшельническую жизнь деревенского сквайра. По утрам он брал уроки верховой езды, по вечерам упражнялся в стрельбе из пистолета в собственном тире, посадил весенний сад, запустил рыбу в пруды, выводил новые сорта фруктовых деревьев. На лугу за домом под его руководством выстроили длинное низкое сооружение, похожее на сарай, которое прозвали «фабрикой дьявола», потому что в нём Эйзенхайм держал свою коллекцию обманных зеркал, живых портретов и волшебных шкатулок. Стены были уставлены шкафами со скользящими стеклянными дверцами, в которых хранилось огромное количество магических приборов: исчезающие птичьи клетки, неисчерпаемые чаши, дьявольские мишени, колокольчики Шиллера, цветы с пружиной, букеты с секретом и полный набор потайных приспособлений, используемых в «ручных» фокусах: полые шарики, ловушки для монет, эластичные резинки для трюков с исчезающими платками, поддельные сигары, трубки для фокусов с «перекрашиванием» платков, напальчники, миниатюрные спиртовки для «волшебного» зажигания свечей, фальшивые пальцы, чёрные шёлковые «рукава», чтобы прятать в них шарики. В подвале «фабрики» была большая комната, где Эйзенхайм проводил химические опыты и эксперименты с электричеством, и темнушка за занавесом; Эйзенхайм основательно изучал фотографию и новое искусство кинематографа. Часто он засиживался допоздна, и кое-кто утверждал, что видел в тускло освещённых окнах «фабрики» призрачные фигуры.

Первого января 1901 года Эйзенхайм неожиданно вернулся в свою городскую квартиру с видом на Дунай и венские холмы. Через три дня он вновь появился на сцене. В городе решили, что великий иллюзионист просто пропустил 1900-й год — решил избежать этой иллюзии с двумя нулями. Годовое отсутствие Мастера только обострило интерес публики, и в зале яблоку негде было упасть. В напряжённой тишине занавес раздвинулся и открыл, ко всеобщему изумлению, совершенно пустую сцену, на которой стояли только простой деревянный стул и маленький стеклянный столик. Некоторые в зрительном зале сразу поняли, что грядёт революция; другие были озадачены или разочарованы. Из правой кулисы на сцену вышел Эйзенхайм. Раздалось несколько хлопков, которые почти сразу смолкли. На Мастере был простой тёмный костюм; бороду он сбрил. Не произнося ни слова, он сел на стул за прозрачным столиком и посмотрел в зрительный зал. Его руки легко легли на стол и оставались так в течение всего представления. Он смотрел прямо перед собой, слегка наклонившись вперёд, и, очевидно, был необычайно сосредоточен.

В середине восемнадцатого века фокусники использовали большие столы с драпировкой до самого пола; под пологом сидел помощник и через дырку в столешнице перемещал предметы, пока фокусник накрывал их большим колпаком. Во времена Эйзенхайма драпировка уже была короче и открывала ножки стола, но, хотя под ним уже не прятался ассистент и внешний облик стола стал проще, в сущности он остался тем же хитроумным устройством, оснащённым бесчисленными техническими выдумками, помогающими фокуснику в искусстве обмана: потайными лотками, куда падали якобы пропавшие предметы, невидимыми ловушками, секретными клапанами, встроенными пружинами для фокусов с исчезающими платками. Прозрачный столик Эйзенхайма возвещал конец всего этого, что было в ходу на протяжении всей истории сценической магии. Это радикальное упрощение носило не только эстетический характер: оно означало отказ от механической помощи, исключение известных эффектов.

Публика заволновалась: казалось, на сцене ничего не происходит. Человек в строгом костюме, уже начинающий лысеть, сидит за столом и изо всех сил морщит лоб. Но через пятнадцать минут стало заметно, что воздух над поверхностью стола --">