Мануэль Ривас - Один где-то там

которую когда-то он получил от отца. Небеса святые! Я грубая скотина, негодяй, каких свет не видывал! И он со всех ног кинулся к телефонной будке.

– Ma? Это ты, Ma?

– …

– Прости, прости, ради бога. У меня были всякие сложности, правда, Ma, поверь, случилась одна неприятность.

– …

– Нет, ничего. Поломка. А что мальчик? Я спрашиваю: Миро появился?

– …

– Еще не пришел?

– …

– Ну, знаешь ли, позвонил – уже хорошо. Так что там у него произошло? Что-нибудь серьезное?

– Да-да, я обязательно с ним поговорю. Непременно. Да, очень строго поговорю. А ты успокойся. Я сделаю все, чтобы такое больше не повторилось. Иди поспи немного. Отдохни. Я тебе позвоню. Мне еще много чего надо сделать. Отдыхай, ладно?

Выйдя из телефонной будки на пристани в Фистерре, он в первый раз за целый день посмотрел на море. Мартовское солнце придавало воде суровый, стальной блеск. Он вернулся в будку и снова набрал свой домашний номер.

– Ma? Прости меня, ладно? Прости, что не позвонил раньше. Сам не знаю, как так вышло.

– …

– Все будет хорошо. Вот увидишь. Все будет хорошо. Целую, крепко целую. И давай отдохни, хорошо?

Проезжая после обеда по берегу Коррубедо, он заметил группу юношей и девушек, которые занимались серфингом. Он смотрел на них с завистью. Не из-за себя – из-за сына. Ему хотелось, чтобы сын был таким же, чтобы он красовался в таком же ярком костюме, плотно облегающем тело. Веселые, здоровые, наверняка богатые, они бросают вызов грозному морю, мягко скользя по гребням волн. И все-таки, подумал он, сердце у сына совсем не злое. К тому же играет он вроде бы довольно хорошо, на свой манер, конечно, но хорошо. Он выбьется в люди. Ведь я-то выбился.

Рабочий день он закончил в Рибейре. И был доволен. В галантерейной лавке «Флор де пьель» у него купили последнюю партию «Superbreasts» и еще трусики «Основной инстинкт». Так что тот тип, который вечно старается перебежать ему дорогу, его конкурент, похожий на сутенера, у которого перстней больше, чем пальцев, а галстук напоминает букет гладиолусов, завтра, когда двинется по его стопам, останется с носом. Он и не догадывается, какую свинью я ему подложил. Что ж, кто не успел, тот опоздал. Он устал, но в целом результатами этого дня был доволен. Закрывая багажник, подумал, что его собственные веки тоже с удовольствием захлопнулись бы. Он решил выпить кофе и позвонил из бара домой.

– Привет, Ma. Что там у вас?

– …

– Пусть возьмет трубку.

– …

– Не кричать на него? Ну конечно, ты еще хуже, чем он. Пары оплеух, вот чего ему не хватает.

– …

– Он был там один?

Между ними протянулось молчание, словно по телефонному туннелю пронеслось эхо шагов бессонного и одинокого путника, а еще – стук падающих капель. Он скосил глаза. Все посетители бара уставились в телевизоры и были поглощены последними спортивными новостями.

– Как это один? Он что, спал в подворотне? Но ведь где-то он должен был спать?

– …

– Как это не спал?

– …

– Да нет, я вовсе не дергаюсь. А что он делает сейчас?

– …

– Пришел голодный, надо думать?

– …

– Это хорошо.

– …

– Ma, скажи ему, скажи… Нет, ничего не говори!

– …

– В Рибейре.

– …

– Нет, дождя нет.

– …

– Ну все, пока. Ужин не готовь. Я что-нибудь сам найду в холодильнике.

– …

– Пока, Ma.

– …

– Да-да, я поеду медленно.

Прежде чем завести машину, он глубоко вздохнул. Уже начали зажигаться первые неоновые вывески, и свет фонарей в эту пору казался еще каким-то болезненным. «Он был там один», – прошептал он. Из всего случившегося сильнее всего на него подействовало именно это. Он слышал шаги Миро в туннеле. Лицо сына было выбелено, как у арлекина. От привидевшейся картины ему стало больно. Он предпочел бы, чтобы сын провел ночь в шумной компании и утро встретил на пляже, покуривая гашиш.

Бог знает в какой раз за этот день он поставил кассету «Аэросмита». Подарок для Миро. Потом, повернувшись в Стивену Тейлору, который сопровождал его в пути, по-товарищески подмигнул ему.

– Лучше было бы, если бы за руль сел ты.

Веки у него сделались тяжелыми, как крышка вечного багажника.

--">