Давид Перецович Маркиш - В тени Большого камня

Скорчившись на спине жеребца, Джура поскакал к дому Кадама. Он и не заметил, как выскочил из кишлака — снег заметал так, что в пяти шагах ничего нельзя было разобрать. Небо работало как хорошо смазанная машина, легко работало. Казалось, надумай кто-то там наверху — и небо без усилия заработает еще пуще, и тогда снег повалит плотней и земля обрастет им, и прекратится жизнь… Проскакав метров триста, Джура столкнулся с Кадамом у самого его дома. Сидя в седле, Кадам затягивал ремень поверх овчинной шубы.

— Подковали? — оборотился он к Джуре. — Давай коня быстро! Я в Кзыл-Су, за доктором. Началось…

Джура соскочил с жеребца, передал повод Кадаму.

— Беги к отцу, — наклонился к нему Кадам, — скажи ему. Понял? Скажи: началось у Айши.

Кадам хлестнул коня, исчез из глаз — даже топота не слышно было в белом месиве. Джура стоял, бессмысленно вглядываясь в снеговые бегущие ленты у своего лица.

Из дома вышла Лейла в чапане, накинутом на голову, подошла к сыну. Так они вдвоем и стояли, под снегом, и глядели в ту сторону, куда уехал Кадам.

— Ты замерз, сынок, — сказала Лейла. — Иди, погрейся.

— Как она? — спросил Джура.

— Иди, сынок, — сказала Лейла, поворачивая сына к двери.

4

Кадам одвуконь скакал по улице Кзыл-Су. Подъехав к выбеленному домику больницы, он спешился, набросил повод на колышек забора и бегом поднялся на крыльцо. В темном коридоре не было ни души. Из кабинета врача, из-за полуприкрытой двери, пробивался серый свет непогожего зимнего дня.

Врач, русский старик, подкладывал дрова в печку. Подстелив газету, он стоял на коленях перед пышущей жаром дверцей. Он был в носках, большие его валенки, заткнутые за печку, дымились.

Услышав шаги, врач, не поднимаясь с пола, оглянулся на Кадама и поглядел на него вопросительно.

— Акушерка где? — спросил Кадам. — Жена рожает. В кишлаке. Ехать надо, доктор!

— Рожает? — переспросил доктор, втискивая поленце в печку. — Вот и прекрасно, великолепно. Ты присаживайся, грейся — погодка не балует… Звать-то как?

— Айша.

— Нет, тебя! — поправил доктор.

— Кадам, — сказал Кадам, стоя в дверях. — Ехать надо, доктор! Первый ребенок… Мать ее говорит — плохо, совсем плохо… Давай поедем! Лошадь вторая есть, хорошая лошадь.

— Да ты погоди, погоди, — сказал доктор рассудительно. — Спешкой делу не поможешь…

— Акушерка где? — спросил Кадам и шагнул через порог, к доктору.

Доктор с грохотом бросил дрова на пол и поднялся поспешно.

— Слушай, — сказал доктор. — Слушай меня, человек хороший. Акушерка уехала принимать роды на стойбище. Кенеша знаешь, чабана? Вот к нему. Сейчас оттуда не выберешься — все занесло. Ты слушай! Ждать надо, понимаешь? Ждать!

Кадам кивал головой, не хотел понимать, не понимал.

— Нельзя ждать, — сказал Кадам, стоя посреди комнаты. — Первые роды. Ее мать говорит — совсем плохо, может умереть. Ты доктор — поехали в Алтын-Киик. Надо помогать!

Тихонько, тихонько доктор стал огибать Кадама, подбираясь к двери. Ноги его, обутые в носки, ступали бесшумно.

— Я один здесь дежурю, — прожурчал доктор. — Мне по закону уезжать никак не положено. Ты ведь сам подумай: я уеду, а кто-нибудь придет…

— Кто ж поможет? — отступив к двери, потерянно спросил Кадам. Он, действительно, не мог взять в толк, кто ж ему теперь поможет, если акушерки нет, а доктору запрещено законом. — Мать говорит — умрет она.

— Ну, зачем же так! — отступая к печке, возмутился доктор. — Мамаша ее просто волнуется, вот и все. Когда я сам, милый ты мой человек…

— Значит, не поедешь, — перебил его Кадам.

— Никак невозможно! — зачастил старик и, тоскливо поглядывая на заслоненную Кадамом дверь, забегал по комнате. — Вот-те святой крест… Но ты сам-то не волнуйся, иди отдыхай. А как акушерка вернется — сразу поедете.

— Мне зачем отдыхать, — махнул рукой Кадам. — Лошадь пусть отдыхает… — и вышел из комнаты.

5

Полки магазина, сколоченные из струганых досок и украшенные по ребру газетной бахромой, ломились от товаров. Все здесь было: соль, китовое мясо в томате с горохом, гвозди и керосин. Были сапоги кирзовые, граненые стаканы и книга с картинками «Вперед, к победе коммунизма!» Были амбарные замки и один набор гинекологических инструментов. Много чего было.

Детских одеял не было. Пробившись к прилавку, Кадам попросил одеяло для взрослых — но не оказалось и такого.

— Для детей куклы --">