Александр Викторович Маркин - Дневник 2006–2011

гостей с каменным полом и тяжелой скрипучей дверью, которую невозможно было открыть тихо; если ты ночью шел в туалет, то скрип слышался по всему замку, в туалете не было электричества, только керосиновая лампа. Хозяином замка был барон — маленький, толстый, с короткими ногами и черными глазами. Кроме замка, у него была конюшня с двадцатью лошадьми; пока мы до нее дошли по свежераспаханной пашне, я весь заляпался грязью: я был в кедах, а у барона были высокие кожаные сапоги. (Так состоялось мое первое и единственное знакомство с европейской аристократией.) Потом я поехал в Гöттинген и там остановился у племянника одной знакомой, он держал студенческое кафе. Официантами и барменами у него работали исключительно члены университетской команды по регби, у высокого мускулистого бармена были большие бицепсы с синяками. На третий день моего пребывания этот племянник рассказал мне, как ездил в Таиланд, и какие там дешевые, в отличие от гöттингенских регбистов, мальчики.

28 марта

Марбах стоит на холме, погода меняется каждый час. Утром было тепло и солнечно, птицы радовались весне, потом вдруг задул холодный ветер, нагнал черные тучи, начался ливень. Я прятался от дождя в супермаркете. Ходил между полок с консервными банками, рассматривал толстых турецких баб в платках и провинциальных немецких мужчин с татуировками. От одного приятно пахло мокрыми волосами. Вышел из магазина — светит вечернее солнце, на полдороги до дома снова начался ливень. Спрятаться от дождя было негде. Библиотека закрыта. Музей Шиллера закрыт. Пока дошел до дома — промок насквозь. Ночью страшно. Дом стипендиатов — шедевр современной архитектуры из дерева и стекла. В комнате и коридорах кажется, будто на тебя кто-то смотрит из темноты, а когда об этом забываешь — боишься пожара.

30 марта

В архиве, в вестибюле, уже второй день скучает белая болонка, привязана за поводок к перилам лестницы в гардероб, рядом железная миска, серая сумка и кость. Как хотела бы я стать кровью, вытекающей из твоей раны!

В библиотеке новый стипендиат в полосатом свитере, я, правда, все время вижу только его широкую спину.

В моем гардеробе много вещей, которым я не подхожу. У зеркала подумал, что по частям тела можно прочитать мое происхождение: крепкие короткие ноги — от крестьянских предков отца, лысеющая голова неправильной формы — от мордовского деда и т. д.

Апрель

1 апреля

Ах, рыжий англичанин в полосатом свитере! Он пишет диссертацию про поп-литературу. У него такой ласковый голос. Я вернулся из архива, пошел в компьютерную комнату, он сидел там за компьютером и сказал мне хай (так я услышал его голос). Потом он ушел, а я смотрел, как он поднимается по лестнице к себе на этаж, он был без обуви, в одних носках.

Я после этого так распереживался, что пошел в сумерках гулять по городу. В Марбахе все дороги ведут к дому, где родился Шиллер. Пойдешь в одну сторону — придешь к дому, где родился Шиллер, пойдешь в другую — придешь туда же, только с другой стороны. Не удивительно, что Шиллер сбежал отсюда при первой же возможности. Здесь есть огромный мост над ручьем и автомобильной дорогой, высокий, идеальный для самоубийства, дорога Песталоцци, улица Гете и дремучий лес, в котором сломанные ветки и мокрые листья на земле в темноте можно принять за мертвых зверей. Когда уже шел к дому, видел мужчину, красившего в темноте забор.

4 апреля

Полдома стипендиатов заняли приехавшие из Гамбурга студенты: блондины с серыми и голубыми глазами, таких любил описывать (впрочем, не только описывать) Томас Манн. Из-за этих студентов у меня полдня была эрекция.

Бессонница.

У Томаса Манна, когда он видел голубоглазых блондинов, тоже была эрекция, причем даже в самом преклонном возрасте. Блондины также возбуждали Генриха Манна, Клауса Манна и даже Голо Манна, если биографы не обманывают.

Ездил гулять в Людвигсбург. Там барочный парк, очень красиво, голубое небо, розовая церковь с белыми ангелочками на фасаде. Готовятся к туристическому сезону, красят дома, начищают золотые купола.

5 апреля

Германисты сидят в библиотеке, склонившись над толстыми книгами или — в специальном бункере — над бесценными рукописями великих немецких писателей, даже англичанин с широкой спиной каждый день сидит и читает, а я не могу подолгу находиться в библиотеке: наверное, аллергия на книжную пыль. Часами размышлять о бессмысленности --">