Александр Якутский - Игра в генсеков

образования мог легко и профессионально натпренькать губами «Лебединое озеро», «Аппасионату» или адажио Альбиони.

Вечером опять собрались у телевизора. Ну что ты будешь делать: «Лунная соната»! Родители посокрушались немного и отправились в гости. Я оставил телевизор включенным, читал что-то под хорошую музыку. Вдруг музыка оборвалась, раздались тревожные позывные. Я подскочил к окну. Двор наш — огромный, прямоугольный девятиэтажный колодец, квартир на четыреста. Уже модным было выставлять на подоконник колонки и делиться со всеми своим Высоцким и Джо Дассеном. Мне показалось хорошей идеей поделиться с соседями важным сообщением от Политбюро. Я рванул створку на себя и только тогда сообразил, что окно было тщательно заклеено на зиму. Бумажные полоски жалобно треснули, окно распахнулось и весь двор узнал, что сегодня, после тяжелой долговременной болезни на семьдесят седьмом году жизни скоропостижно скончался… Дмитрий Фёдорович Устинов. Да, новость важная, шишка большая, но вряд ли стоило из-за этого рвать оконную зимнюю оклейку. Но ничего, обошлось, похохотали с родителями, когда они вернулись, наварили мучного клейстера и заклеили заново.

А по весне и Константин Устинович засобирался в последний путь.

— Слушай, мам, — сказал я, когда мы равнодушно прослушали очередное сообщение Политбюро. — Тебе же завтра не на смену? И мне завтра в школу не надо: траур же. Давай в киношку сгоняем?

— Давай. А что там?

— «Спасите Конкорд».

— Так смотрели же уже. Но, с другой стороны, почему бы и нет, фильм-то классный, — согласилась мама.

Ничему не научила меня «Не зраджена любов»! Когда мы на следующий день подошли к кинотеатру, афишу уже заменили. Показывали «В бой идут одни старики», пытаясь придать трагичность моменту. Мы не пошли. А на следующий день выяснилось, что никакого траура не было. Ну, то есть, траур был, но не настоящий: занятия в школе не отменили. А у всех, кто прогулял, вызвали родителей в школу. Мои не пошли.

А потом всё как-то завертелось…

Чернобыль, «Адмирал Нахимов», Спитак, Вильнюс… События накатываются, одно страшнее другого. «Трагическая авиакатастрофа унесла жизнь Саманты Смит…» Милая наша подруга, ну что ж ты так! Ведь только-только же всё начинается, ну почему?

Генсеков больше нет. Первый президент. Путч. Президенту не наливают чай. Он сидит, растерянный, но у нас уже другой первый президент. Но вот и он устал, и вот уже второй, и даже 2007 год, а я в Индии, в благословенном штате Гоа.

Мы заваливаемся небольшой, но шумной компанией в Jazz Inn. У порога нас встречает хозяин, Крис, добродушный пузатенький индус с коричневыми кругами вокруг глаз, как у них принято. Рядом с ним стоит другой Крис, Кельми. Хозяин с гордостью представляет своего тёзку русским гостям. Я жму Кельми руку, и побыстрее отворачиваюсь, мне тягостно смотреть на его мучения. Вован же хочет сделать Крису приятное, хватает его за пуговицу и начинает напевать «Ночное рандеву», Кельми натянуто улыбается и наконец сбегает на маленькую сцену, ради которой мы сюда и ходим. Здесь каждый вечер выступает Грэм. Он всегда так и представляется, начиная программу: Грэм, ex-UB40. И каждый раз меня обволакивает теплом: я вспоминаю пластинку UB40, неведомо какими путями попавшую в наш дом где-то в канун XIX партконференции.

А Грэм уже поёт, и Кельми постукивает за грэмовой спиной по барабанам, и каждый коктейль поднимает наш дух. «Don’t worry! Be happy!» — заклинаем мы друг друга и всех друзей за соседними столиками. Одна англичанка, жирная и неприятная, как у них принято, оказывается за нашим столиком и горланит, что Великое Королевство необходимо любить, потому что Битлз, Мини-Купер и Манчестер Юнайтед. Don’t worry! — мгновенно соглашаемся мы с ней и не успеваем заметить, как она возвращается к своим и немедленно начинает драку. Жирные британские тётки усердно месят друг друга по неизвестной никому причине. Их подтянутые спутники не делают никаких попыток разнять, уходят от столика к бару, берут по пиву, изредка поглядывая на пыхтящих подруг, катающихся по земляному полу. Вдруг этот клубок гарпий катится по полу к сцене, раздаётся треск, оборудование, включая старый грэмов ноутбук, рушится на пол. Грэм орёт в микрофон: «Британцы, вы — грязные потные пьяные свиньи! Вы самая гнусная нация из всех, что есть на нашей грешной земле!» Джентльмены покидают барную стойку, разбирают своих подруг, каждый хватает свою за волосы и вытаскивает из --">