Ирина Васильевна Василькова - С чужим перевернутым небом

растаявшие сугробы обнажили целую смерзшуюся груду такой корреспонденции, так и не ушедшей никуда. На плохое отношение к «москалям» она жаловалась тоже, ей казалось, что все вокруг ненавидят русскую пенсионерку, особенно молодежь с их дурацкими лозунгами на заборах и неуважением к старшим: «Они же в лицо, в лицо мне это кричат!» Возможно, эти жалобы были лишь старческим преувеличением, но не верить ей было невозможно: я впервые увидела Сашины слезы. Предложенные к чаю две карамельки и серые галеты вместо райских яблочек навели меня на подозрение, которое я тут же и проверила — холодильник был невыносимо пуст. Я ужаснулась и помчалась в магазин, вытряхнула все наличные деньги и со злыми слезами начала метать в сумку все, что попалось на глаза: свежий хлеб, сыр, колбасу, импортное печенье в ярких упаковках, пачки чая, банки кофе, шоколадные наборы. Все это отчасти напоминало истерику, и две гарные продавщицы изумленно вылупились на меня, хлопая сильно накрашенными глазами. Вдруг за их спиной что-то бабахнуло — взорвалась на полке бутылка шампанского и в падении увлекла за собой еще две. Мне казалось, это мое отчаяние и злость поколебали хрупкое равновесие мира, взрыв разрушил обычный порядок вещей, но ведь была же надежда, что новое равновесие теперь сложится из обломков уже совершенно по-другому. Продавщицы визжали, осколки блестели, шампанское лилось рекой.

Увидев втащенный в квартиру мешок с провизией, Саша поблагодарила, но без энтузиазма. У нее был вид смертельно уставшего человека, которому хочется спровадить гостей и улечься в койку. Да и мне пора было на обратную электричку. Но казалось, что не хватает еще чего-то, какого-то завершающего штриха, и тогда я спросила про кактусы. Она вяло махнула рукой в сторону лоджии. Там, среди невозможного хлама, поломанных ящиков и битых кастрюль, доживали свою жизнь остатки Сашиной любви — несколько сморщенных, едва зеленых существ. Седой пух на самом крепком из них еще стоял дыбом, но видно было, что это уже ненадолго.

Посланный к Новому году перевод вернулся обратно. На квитанции косо синел штамп: «По причине отсутствия адресата». Опять контора напутала, подумала я, отгоняя нехорошие мысли. А потом пришло письмо. Его писали люди простые и не вполне грамотные, сообщая о том, что Александра Васильевна умерла в больнице от сердечного приступа, но все-таки не в одиночестве — соседка сидела рядом и держала за руку. И что потом весь подъезд скинулся на похороны — жильцы любили ее за доброту и уважали за честность и принципиальность. Правда была в том письме или нет — кто знает. Я поблагодарила добрых людей и отправила им денег — а что мне еще оставалось?

Время течет и уносит родных людей одного за другим. Печаль утихает, размывается, превращаясь в светлые воспоминания, нежность и благодарность. И только Сашина судьба мучает и не отпускает: зачем прилетала ко мне эта птица, всколыхнула воздух, поманила каким-то неназываемым счастьем? Зачем приручила меня, научила щемящему чемоданно-самолетному ознобу, восторгу перемещения неизвестно куда и для чего? И до сих пор, сидя на каком-нибудь случайном холме у бог знает какого моря, я всегда ищу в синеве одинокую точку, отбившуюся от стаи. Вот она чертит плавные траектории, вот камнем падает вниз, но, кувыркнувшись, упрямо выворачивает в зенит — будто зовет в свои игры с чужим перевернутым небом.

--">