Ирина Васильевна Василькова - Водителям горных троллейбусов

числе гипоаллергенных «дышащих» пластырей, которых нет в аптеке!) и отказывается от материальных проявлений благодарности. Максимум, что удалось впихнуть, — банку варенья из райских яблочек.

Уфф, как все совпало!

А если б машинка сломалась где-нибудь на Савеловской эстакаде или в Лефортовском тоннеле? И Оля ждала бы под дверью, а то и вовсе бы ушла? Вместе с пластырями!

Чем бы таким отблагодарить мироздание?

Хотя процесс, похоже, односторонний.

Оно благодарностей не требует.

Терминальная стадия

У папы жуткий отек в паховой области — видимо, из-за лежачего положения. Анечка предупреждала, но что делать? Пересаживать в кресло не могу, Айкыз тоже это не под силу — и так уже три месяца. Хорошо хоть сын приезжает иногда, носит деда в ванную, но это мало что меняет. И теперь такой отек, просто подушка — даже памперс не застегивается.

Я в отчаянии. И кто мне скажет, что я должна делать?

Хорошо хоть каникулы в школе, на работу бежать не надо.

Врачи приходили, трое за неделю. Один терапевт сказал — пить мочегонное горстями, второй — не горстями, а очень осторожно, но зато вызвал хирурга из поликлиники.

Явился хирург восточной наружности — я его узнала, тот самый товарищ Азизов, с усиками и чарли-чаплинскими ужимками.

— Слюшай, чэго волнуэшся, а? Мусульманский малчик когда обрэзание дэлать, тоже отек бывает. Ну, троксевазином, что ли, намажь.

Посоветовал найти частного уролога и ушел. Отек тем временем увеличивается, от мочегонных отец вообще полумертвый, про троксевазин сами понимаете — по нулям. Ну, и куда нам дальше обращаться?

А тут еще Новый год, все врачи празднуют.

Полезла в Интернет. Нашла частника, который согласился посмотреть больного — «всего» за семь тысяч.

Приехал — крупный, холеный, в золотых очках. Долго смотрел, мял, выстукивал. Потом предложил выйти на кухню.

— Его сколько врачей смотрели? — холодным таким голосом.

— Четверо.

— И что, никто вам не сказал, что это терминальная стадия? Никто не понял? Недели две осталось. Ну, месяц — максимум.

Взял бесстрастно гонорар и ушел.

В квартире жарко, а я заледенела. И не с кем разделить ужас.

Через два дня чудо — моя Алтынай приехала! Обнимаю со слезами. Сразу деловито осматривает папу — ох, как все запущено! А он почти в отключке — даже непонятно, узнал ли ее.

Но ничего, щебечет, утешает, обещает привести его в порядок домашними средствами типа ромашкового чая, я же чувствую невероятное, безумное, бессмысленное облегчение. Теперь в этом кошмаре я не одна, и хотя в ромашковый чай не верится, почему-то кажется, что потеплело.

Она рассказывает, почему задержалась, — дедушка умер. Тот самый, с яками.

— Ой, — огорчаюсь я. — Теперь не съездим!

— Почему не съездим? Там еще родственников много!

Пьем чай, я сияю подаренным киргизским серебром на пальцах и в ушах.

— Нравится? Я вам геометрический выбирал, строгий! А Кате — тот, с красным камушком. Вы не плачьте, Лариса Петровна, все будет хорошо!

Последний врач оказался прав. Через две недели внезапно падаю с высокой температурой. Вызваниваю Аню, хотя сегодня не ее день. Примчалась, золотце, обед сготовила, в кресло его перетащила, накормила — радостно докладывает, что хорошо поел.

И вдруг через два часа:

— Лариса Петровна, «скорую» надо!

— Что случилось?

— Еще сам не пойму, но чувствую — плохо.

Приехала «скорая», врач пятнадцать минут колдовала, испугалась и вызвала кардиологическую. Кардиолог что-то ему вколола, а потом говорит:

— Даже уезжать не буду. Через пятнадцать минут зафиксируем факт смерти.

У меня трясучка и озноб, голова ватная, еле стою и держусь за Аню. Папа весь голубой и ни на что не реагирует. Я даже не уловила момент ухода. Температура под сорок — все как в тумане. Опять мироздание меня пожалело — больно было, но как сквозь вату.

Выписали какие-то бумажки, позвонили в милицию.

Он лежит мраморный. Я хотела поцеловать, Аня ужаснулась:

— Это нельзя сейчас делать! Примета такой!

Почему нельзя, не помню — сказала, что-то плохое прилипнуть может.

И закрыла его лицо простыней.

Явился милиционер, спросил у нее паспортные данные как у свидетеля. Пока переписывал на какой-то бланк, я увидела паспорт — вовсе она не Алтынай, а Айгуль.

То-то дикий памирец ее Гулей иногда называл.

А мне уже все равно, сюжет --">