Бхишам Сахни - Девушка с делийской окраины

своей волей устраивают судьбу дочери, подчас сводя это «устройство» к тривиальному акту купли-продажи, столь привычному в обществе, где мерилом человеческого достоинства служит денежная единица, как бы она ни называлась — рупия, доллар или фунт стерлингов. Басанти уже не может смириться с тем, чтобы ею помыкали, не хочет, чтобы ее продавали, она полна решимости сама строить свою жизнь. Образ Басанти олицетворяет бунт против традиции, рождение того нового, что неизбежно ведет к полному — не только юридическому, но и фактическому — равноправию женщины. И пусть семья у Басанти не сложилась — не вина, а беда ее в том, что спутником, жизни по неопытности она избирает мелочного и в сущности подлого человека, но она уже прошла горнило жизни, на своем горьком опыте поняла, что счастье — достижимо.

Роман заканчивается на минорной ноте: человек, которого Басанти любит, покидает ее, жилье разрушено, никаких средств к существованию не осталось. Басанти с ребенком на руках идет навстречу своему будущему. Каким это будущее будет? Ответ на этот вопрос может быть только однозначным: Басанти обретет свое счастье, свое прочное место в жизни, ибо, сумев выстоять под ударами жизни, она доказала, что достойна счастья и ключи от него держит в своих руках.

Создав образ Басанти, писатель убедительно показал, что будущее страны за такими, как она, строителями новой Индии.

В. Чернышев

Глава 1

Чаудхри вышел из мазанки, когда над землей висела голубовато-белесая дымка — легкий туман, какой обычно бывает здесь ранним утром. Тянул холодный предутренний ветерок. Чаудхри взглянул на небо: оно было затянуто черными тучами, которые за ночь, казалось, опустились еще ниже. И непонятно было, то ли продолжается хмурое утро, то ли уже наступил пасмурный день. «Быть дождю», — недовольно пробормотал Чаудхри. Поселок уже проснулся и словно нехотя приступал к повседневным делам. С большим пузатым кувшином на голове из соседней мазанки появилась Джамуна — жена Бисесара — и направилась вверх по откосу к колонке. В лавке Гобинди, что располагалась рядом с колонкой на самом краю поселка, шла бойкая торговля; языки пламени в топившейся печке были видны издалека. Из мазанок, жавшихся друг к дружке по обе стороны узкого, покрытого выбоинами переулка, были слышны голоса и звон посуды. Кое-где дымили сложенные во дворе печи. Вниз по переулку спускалась хрупкая девичья фигурка, плотно закутанная в старенькое покрывало, — в одном из уютных коттеджей поблизости ее уже ждала груда грязной посуды. На шоссе, которое проходило поодаль, движение тоже становилось оживленнее, и оттуда все чаще доносились приглушенные туманом резкие сигналы грузовиков.

Перед дождем Чаудхри всегда что-то недовольно бормотал себе под нос. Над землей стелется туман, по небу клубятся тучи — того и гляди начнется дождь, так что идти на обычное место сегодня не было никакого проку — кому в такую погоду взбредет в голову заниматься своей внешностью: побриться или привести в порядок шевелюру. Считай, целый день пропал зря. Видя, что торопиться некуда, Чаудхри вынул из кармана бири^[1] и, закуривая на ходу, неторопливо направил шаг к лавке Гобинди: там каждое утро за чашкой чаю собирались люди и можно было узнать последние новости, тем более что вчера целая делегация во главе с Хиралалом с утра отправилась в муниципалитет и до самого вечера не появлялась в поселке. Было очень важно узнать, добились ли они встречи с нужным человеком, и если добились, то выяснить, какой ответ получили.

В лавке действительно уже сидели люди, и еще издали Чаудхри услышал голос Хиралала.

— Мы к начальнику, — пискляво ораторствовал Хиралал. — Руки этак сложили, стоим. «Мы строители, сахиб, говорю я, мы дома строим, а самим нам жить негде. Мы возводим жилье, говорю, а самим даже голову приклонить некуда. Сделайте, говорю, милость, сахиб, не оставляйте нас без крыши над головой, ведь сезон дождей начинается».

— Ну и что ответил начальник? — донесся чей-то голос.

— Хороший попался начальник… — продолжал Хиралал. — Выслушал нас внимательно, ни разу не перебил. Начальники-то, они хорошие, это всякая мелкота чиновная — подлый народишко.

Хиралал умолк.

— Ну, какие вести принес, Хира? — спросил Чаудхри, входя и усаживаясь на возвышении. — Чем порадовали вас там?

На Чаудхри никто не обратил внимания, хотя в --">