Владимир Прудков - Дoрoгoй дaльнeю

них хотел сделать, кормовую свеклу с колхозного поля возить.

Иван хмуро слушал Пашкины оправдания и прикидывал, как тут семья без него, хозяина, останется. Галке будет в тяжесть. На нее много чего дополнительно свалится. Тютюнник еще немного потрындел и ушел — тоже готовиться к отъезду.

Иван стал растолковывать жене, за что в первую очередь следует уплатить, а что может и подождать. Она слушала подавленно. Вообще в математике всегда была слаба. И еще, когда в школе учились, списывала с его тетрадки. А сейчас ей совсем не до математики. Они надолго расставались только один раз: когда он, будучи оккупантом, оказывал в Афгане интернациональную помощь.

Иван погладил ее по плечу и дал последнее указание:

— Слышь, Галь. Если Алекс… Александр Исаевич без меня заявится, ты уж с ним будь поприветливей. Угощение, то да се, не пожалей поросенка на шашлыки. Соседа Гешу попроси, он заколет. В общем, чтобы как в лучших домах.

— Ну, о чем ты говоришь! — откликнулась она.

Действительно, зря он. Это само собой разумелось. По-другому она и не могла.

Затем он зашел в комнату к дочери. Надо и с ней поговорить. Но когда зашел, попал в ступор и не знал, с чего начать. Наконец, и ей объявил, что уезжает в командировку.

— Да, я уже в курсе, мама сказала, — откликнулась Катя.

— Маме тут тяжело будет. Ты ей помогай, — он припомнил, что дочь собралась уезжать и пришпорил себя: «Что я говорю? Новые нагрузки и подстегнут ее к отъезду». — В общем, живите дружно. А я с первой же получки куплю тебе компьютер.

— Ой, правда? А спутниковую тарелку?

— Всё куплю! И спутниковую тарелку, и спутниковую сковородку, только не уезжай из дому, ладно?

— С чего ты взял, папа?.. Я никуда и не собираюсь.

— Но мечтаешь же?

Катя-Анжелка промолчала. Ее личная тайна, в которую никто не вправе проникнуть. Через окно Иван увидел, что в сарае зажегся свет. Понятно, тихим сапом туда внедрился сын — отбывать свою провинность. Он закончил разговор с дочерью и вышел в сарай. Сначала оба молчали. Ванька, не отвлекаясь, склонив голову, шуровал лопатой. Задумчиво жевала корова, пучил коричневый глаз бычок; аппетитно хрумкали оставшиеся в живых поросятки, не подозревая о существовании приемщиков, сдаточных цен и рыночной экономики.

— Что ж ты, сын, у своего отца машину своровал? — наконец сказал Иван.

Ванька застыл. Сказал, не поднимая головы:

— Папа, теперь ты меня в тюрьму посадишь?

Так жалко стало его, признавшего свою вину, покоренного и сломленного.

— Ты че, Иван Иваныч?

Сын подался к нему. Иван прижал парня головой к груди и стоял так с минуту. Когда отстранился, то увидел, что у Ваньки на глазах слезы, а корова повернула голову, перестала жевать и недоуменно смотрит на них. Отмяк сын, оттаял и позже, когда Иван со своей «Изаурой» упаковывал чемодан, подошел и попросил: «Батя, а ты возьми меня с собой». Галина только беспомощно всплеснула руками, а Иван взъерошил сыну волосы и отказал: «Рано тебе в рабство-то». Хотя и тут ему не сладко будет. За мужика в доме остается. Да и дочке, придется отлипать от учебников, больше в хозяйство внедряться, чтобы мать разгрузить.

Последней в тот вечер к ним заглянула соседка Зина — та самая, что нагадала ему дальнюю дорогу и казенный дом. Хорошо, что «казенный дом», по всей видимости, общежитие, в котором ему предстоит жить, а не тюрьма. Не вовремя соседка заявилась. Встала на пути в коридоре, а он в майке, с полотенцем в руках, шел в растопленную баньку, ополоснуться перед дорогой.

— Слышала, отправляют вас, — сказала она, колыхнула полными плечами. — М-м, как сладко ты потом пахнешь. Видать, давно не мылся.

— Некогда мне.

— Может, и меня с собой возьмешь, — она томно повела глазами. Он в курсе был, что ее муж так и не вернулся из Турции.

— В баню, что ли? — недоумевающе спросил, удивляясь ее наглости.

— Да нет… — Она посмотрела вперед по коридору, определяя, где Галина. — На вахту. Поварихой или хоть прачкой.

— Я не отдел кадров.

— А хочешь, на дорожку погадаю? — не отлипала Зина.

— Да иди ты! — отмахнулся он с внезапной яростью и отстранил со своего пути.

Не пожелал о будущем ничего знать. Что будет, то и будет. Парился по страшному, хлестал себя веником. Вышел чуть живой; Галина стол приготовила.

— Ну, утром некогда будет. Давай посидим, Ваня.

Сели, она налила ему самогонки. Но он отказался.

— Че-то мне не хочется. Да и вставать рано.

— А --">