Роман Сенчин (синоним для Роман Валерьевич Сенчин) - Друг человека (История из скорого завтра)

беда как раз в этом...

Почта приходила чаще всего раз в неделю - в субботу. Ему письмо вручили после глубокого буха утром в воскресенье. Письмо было обычным - явно не тот случай, чтоб рвать постромки и удила закусывать, - но вдруг пыхнуло в груди, как порох: что-то там не так и надо сегодня же, сейчас же быть дома.

Чисто технически: надежная машина, зажигание, газ, и через полтора часа он там.

Взял отвертку, плоскогубцы, вышел из казармы-барака, спокойным шагом мимо строящегося ими, альтернативщиками, пансионата - к гаражному боксу, где рядком, одна другой краше, всевозможных командиров-начальников тачки... И КПП по случаю воскресенья традиционно пуст...

Полтора, не полтора часа, но вскоре он въезжал на белой приземистой "Ауди" в свою деревеньку-дачу. Дачу для городских чудаков-огородников и вот теперь для общественного активиста отца и деревеньку, где, кажется, век довековывать матери и его халде-клубничке.

- О-ой!

...Она была еще припухшая, розовая со сна. Не мать, разумеется. Непроходимой тупостью явилось бы - да это и в голову всерьез не приходило ломиться сразу домой. Сорваться, примчаться и тут же взять и сдаться в плен матери, вот придурком-то надо быть!.. Правда, быть придурком - не грех в той жизни, в которой приходилось кантоваться. Служба эта альтернативная почти, можно сказать, закончилась. Неполных два каких-то года... Ну, "каких-то" - в сравнении с тем сроком, что позади. Хм, если не хватятся "Ауди", не поднимут гам... А впереди что?.. Опять ряды, ящик, усы-рассада?..

- Ой, какие люди!.. Ясно солнышко...

- Иди сюда.

Халда она, конечно. Мать права. Халда она и есть. Но это его халда, и ничья больше.

- Ты откуда спрыгнул? Смылся, что ли, опять?

- Иди сюда...

Он весь горел, но почему-то мялся в пороге, на полосатом затоптанном половичке... И только подумал, что мнется, - сразу пошел к ней и руки раскинул.

- Как от тебя воняет-то, Юр! От сапог, что ли, так?..

- Как?

- Как от козла.

- Сказал бы я тебе...

Тискал ее, лез под халат. Она сжимала его запястья.

- Порвешь резинку, дурак... Мне нельзя сегодня.

- Резинку пожалела. Глядите-ка... принцесса цирка... - Но он понимал уже, что нельзя и почему: технический тайм-аут, непригодность к эксплуатации; и все же еще хорохорился от набранной энергии, не мог остановиться. - Нельзя-а... А если хорошо подумать?

- Может, глянуть хочешь? Удостовериться?

- Да иди ты...

Он чуть не рычал от досады. Все коту под хвост... Покинул часть, спер, правда, на время (но расплата от этого наверняка не будет слабее) тачку, летел сюда, выжимая по гололедице сто двадцать, и вот... Так хотел сразу, без раздумий, прыгнуть в пламя, а вместо него - холодный душ.

- Может, по-другому как-нибудь?

- Дурак!

- Давай тогда хоть покатаемся...

Она непонимающе смотрела на него, потом шевельнула пухлыми, как созревшие ягодки, губами:

- В смысле?

- Ну, я на машине. Давай, Лен, одевайся... - И он, вытягивая из кармана пачку "Винстона", направился во двор.

В прошлую осень на поле не набросали рубленый еловый лапник для утепления, как всегда делали, и теперь там и там малахитово зеленели мертвые, вымерзшие проплешины оголенных листьев. Чтобы поправить дело, Юрий это сразу сообразил, прикинул, в апреле тут предстояло погорбатиться против обычного, наверное, раз в пять.

И в то же время, досадуя на погрузившегося в общественные, глобальные проблемы отца, предвидя неурожайный, потерянный, безденежный год, он любовался Еленой... Нет, его халда была прекрасна, как - он не нашел особенно оригинального сравнения - как маков цвет. Черт побери ее!.. В своем шершавом полушубке, на краю полузаснеженного поля, она выглядела еще ядреней и была такой же запретной, как головка мака...

Зачем приперся сюда?.. Посмотрел на запустенье, и стало тошнее прежнего.

- Н-н-да, - он сплюнул в оплавленный сугробик, - поехали, что ли, ко мне.

Ленка смотрела с такой полуулыбкой, будто насмехалась. И молчала.

- Ты чего такая, елы-палы?.. - стал Юрий снова терять голову от какого-то полного своего бессилия и прижатости к холодной каменной стене. Лен, ну в самом деле!.. Блин!

- Блин с маслом, - огрызнулась.

На нее как когда найдет: то колется и смотрит вот, словно на идиота, то хоть хлебай ее, по горбушке хлеба, как масло, действительно, размазывай. Какую он предпочитал? Юрий, признаться, и сам не знал. Но, так или иначе, он все-таки всегда выбирал главенство своего мужского слова и ее подчинения.

- Поехали! Садись давай.

Усмехнулась, села. Хлопнула дверцей. И --">