Леонид Васильевич Нетребо - Три кита

ташкентского базару! С устатку — самое то!..

Василий, взяв со стола пачку папирос, оделся и вышел на воздух.

После приезда с северной командировки я уволился из наладочного управления. Перешел работать в НИИ, о чем до сих пор не жалею.

Встреча с Богданом произошла через несколько лет, в Сочи, где мне довелось отдыхать. Как потом выяснилось, мой старый знакомый приехал в город из своего поселка на электричке. «Внучка на каруселях покатать, по магазинам прошвырнуться». Он долго не мог узнать меня. Напрягая память, хмурил бровки, ставшие совсем седыми. Потом закивал неуверенно: да-да, припоминаю. Возможно, он вспомнил не конкретно меня. Это подтверждало мою давнюю версию о том, что играть в «театре одного зрителя» — его амплуа. Он не запоминал зрителей.

— Вася? Ну, был такой Вася. Был, был. Да весь вышел. Поехал за женой, — а до этого, понимаешь, все, вроде бы устроил: комнату в общаге получил, пару кроватей, на кухню чего-то. Ну, по северному варианту — вполне достойно. Сам я грузить помогал. А вот приехал к себе домой в сельскую местность… Целый год, выходило, дома-то не был. Да. Ну, и директора своего родного совхоза, вроде, говорят, ни с того, ни с сего, это самое, — чпок, и застрелил. Да, говорят, тут же отшагнул, стволы в рот вставил и — готов. Душа в космос — мозги на тополь. Ужас. Я сам, правда, не видел…

— Богдя! — требовательный оклик. Оказывается, Богдан был не только с внуком. Невдалеке, возле парфюмерного киоска, застегивала сумочку крупная, крашеная по седине пожилая женщина со строгим взглядом. Рядом крутился мальчик, видимо, Богданов «внучок». Женщина, не двигаясь с места, уверенным, быстрым манком пухлой ладони призвала супруга к себе.

Богдан вдруг, как будто раздосадовавшись на свою излишнюю разговорчивость, стал быстро закругляться:

— Ты, гражданин, того… Я тебя, понимаешь, не знаю, кто вы такой и откуда. Наладчик!.. Много там, понимаешь, было наладчиков-монтажников. И все — проездом, проездом. А проездом ведь суть не уловишь. Так только, — он повертел ладошкой с полусогнутыми пальчиками, — макушки-верхушки. Хи-хи да ха-ха, да это дело, — он щелкнул по горлу, — некоторые даже одеколон за милую душу… Кто вот, к примеру, на Васю-то, снаружи мог подумать… А ведь я с ним рядом жил-спал. Кругом ножи-вилки, отвертки разные. Получается, можно сказать, я по лезвию ходил. Под дамокловым мечом. Последнее время проснешься иной раз среди ночи, а он сидит курит, глазами лупает. А чего сидеть, когда спать полагается? Сейчас аж жутко становится… Ладно. А вас вот, извини, не припомню… Не обижайтесь. — Он обернулся и, как показалось, демонстрируя независимость поведения от супруги, обратился к внуку: — Сейчас, внучок, сейчас…

Отойдя немного, он не удержался, оглянулся и бросил через плечо в сердцах, чуть ли не плаксиво:

— Учишь, учишь иной раз человека… Со всей душой. Чтобы не ходил, понимаешь, в розовых очках… Время тратишь. А он возьмет, да по-своему!.. Да еще как! И, главное, совсем не в те ворота!..

--">