Иан Рэйд - Думаю, как все закончить

Джейк как будто хочет заговорить, но передумывает. Он включает радио. Негромко. Мы несколько раз крутили ручку настройки, но нам удалось поймать только одну музыкальную станцию с музыкой кантри. Там старые песни. Он кивает в такт и мурлычет себе под нос.

– Никогда раньше не слышала, чтобы ты напевал, – замечаю я. – У тебя неплохо получается!

Вряд ли мои родители узнают о Джейке – не только сейчас, но и потом, задним числом. При этой мысли мне становится грустно, а мы едем по пустынному шоссе на ферму его родителей. Так эгоистично, так эгоцентрично! Надо поделиться с Джейком своими мыслями. Но говорить о них очень тяжело. Как только я заикнусь вслух о своих сомнениях, пути назад уже не будет.

Я более или менее решилась. Я почти уверена, что положу всему конец. Даже перспектива знакомства с его родителями теперь не так на меня давит. Любопытно взглянуть на них, но, помимо всего прочего, я чувствую себя виноватой. Не сомневаюсь, он считает, что, согласившись поехать к его родителям, я принимаю на себя какие-то обязательства. Эта поездка – свидетельство того, что наши отношения развиваются.

Он сидит рядом со мной. О чем он думает? Он и понятия ни о чем не имеет. Придется нелегко… Я не хочу причинять ему боль.

– Откуда ты знаешь эту песню? Кстати, по-моему, мы ее уже слышали. Два раза…

– Это классика кантри, а я вырос на ферме. Такие песни я знаю по определению.

Он не согласился со мной, не подтвердил, что мы уже прослушали одну и ту же песню два раза. Ну и радиостанция! Крутить дважды одну и ту же песню в течение часа? Последнее время я нечасто слушаю радио; может быть, сейчас так принято. Может быть, все нормально. Или просто все старые песни кантри кажутся мне одинаковыми.

Почему я ничего не помню о последней поездке куда бы то ни было? Более того, не помню, когда была такая поездка. Я смотрю в окошко, но на самом деле ничего толком не вижу. Провожу время так, как принято в машине. В машине все пролетает мимо гораздо быстрее.

Что очень жаль. Джейк много рассказывал мне о здешних пейзажах. Он любит эти места. Он сказал, что скучает по ним всякий раз, как уезжает отсюда. Особенно, по его словам, он скучает по полям и по небу. Уверена, здесь красиво, тихо. Правда, трудно судить, когда едешь на машине. Стараюсь разглядеть как можно больше.

Мы проезжаем мимо брошенной фермы; от бывшего дома остался один фундамент. Джейк говорит, что ферма сгорела лет десять назад. За домом обветшалый сарай, а в палисаднике качели. Но качели выглядят новыми. Не старые, не ржавые, не пострадавшие от непогоды.

– Откуда здесь новые качели? – спрашиваю я.

– Что?

– На сгоревшей ферме. Там ведь больше никто не живет.

– Если замерзнешь, сразу скажи. Тебе холодно?

– Нет, не холодно, – говорю я.

Стекло прохладное. Прижимаюсь к нему лбом. Чувствую вибрацию мотора, которая передается через стекло; чувствую каждую выбоину на дороге. Мягкий массаж мозга. Действует гипнотически.

Я не говорю ему, что стараюсь не думать об Абоненте. Вообще не хочу думать ни об Абоненте, ни о его сообщении. Особенно сегодня. Кроме того, я не хочу говорить Джейку, что избегаю смотреть на свое отражение в окошке. Сегодня я не хочу видеть свое отражение. Как в тот день, когда мы с Джейком познакомились. Такие мысли я держу при себе.

Вечер викторины в пабе кампуса. В тот вечер мы познакомились. Паб в кампусе – не то место, где я часто бываю. Я ведь не студентка. Больше не студентка. Там я чувствую себя старой. Я никогда не ем в пабе. А тамошнее разливное пиво отдает пылью.

В тот вечер я не ожидала, что с кем-нибудь познакомлюсь. Сидела с подругой. Хотя в викторине мы не участвовали. Взяли кувшин пива и болтали.

По-моему, моя подруга предложила встретиться в пабе на кампусе, потому что рассчитывала, что там я познакомлюсь с парнем. Хотя она так не сказала, по-моему, так думала. Джейк и его друзья сидели за соседним столиком.

Викторины меня не особенно интересуют. Не настолько они забавные. Что называется, не мое. Предпочитаю ходить не в такие шумные места или сидеть дома. Дома пиво никогда не отдает пылью.

Команда Джейка называлась «Брови Брежнева».

– Кто такой Брежнев? – спросила его я.

В пабе было шумно, и мы почти кричали, чтобы услышать друг друга на фоне музыки. К тому времени мы пообщались несколько минут.

– Он был советским инженером и работал в металлургии. В эпоху застоя. Вместо бровей у него были две чудовищные --">