Роман Харисович Солнцев - Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

Иванович обладал необыкновенно зычным голосом. Когда несколько лет назад Институт биофизики и Институт физики проводили митинг в поддержку Ельцина, он перекричал всех коммунистов — заревел, как пароходная сирена, слова не дал сказать. Без передышки орал:

«Хва-атит-нахлеба-ались-красного-киселя-я-ва-ашего… са-ами-соси-ите-из-руки-и-своей-кро-овушку-свою-вампи-иры!..»

И, если надо было где-то что-то достать и не хватало аргументов, Алексей Александрович посылал Кукушкина — тот выбивал…

Правда, эпоха Ильи Ивановича уходит — сегодня голосом не возьмешь, сегодня все решают только деньги.

Но сейчас Алексею Александровичу хотелось бы иметь именно такой голос, как у Кукушкина, и зарыдать, завопить на весь мир. У него и без этой домашней ссоры тяжко на сердце, и нет просвета впереди…

Со стены на Алексея Александровича смотрит щекастая, с бравым взглядом Броня — эту цветную фотографию она повесила в прошлом году. И еще штук десять лежат в пакете на тумбочке. Это ее увлечение — фотография. Ее религия. Она фотографирует мужа, подруг, сына Митьку, облака, деревья в окне и просит, чтобы «щелкнули» ее, и снова ее, то в строгой, то развязной позе, то в белом платье, то в розовом… словно желает каждое мгновение своей уходящей жизни запечатлеть… И все мечтает со своей японской «мыльницей» съездить за границу. Жены других местных знаменитостей где только ни побывали, а она…

Наверное, потому она вспылила, что лето пропало. Алексей Александрович, хоть и считался в отпуске, все жаркие месяцы просидел в лаборатории, никуда с женой не ездил… С ним что-то происходило. Тоска грызла душу, как саранча грызет злаки, — с хрустом и быстро… Только пожаром можно остановить…

Нет, все же он пожалел Броню, на три дня свозил в тайгу, на соленое озеро Тайна, где заодно — чтобы не пропадало время — можно поработать с гаммарусами или, как еще называют это прелестное существо, — бокоплавами, мормышами. Правда, для этого пришлось тащить с собой, помимо необходимых вещей и продуктов, стеклянные банки, микроамперметр и тяжеленный аккумулятор.

Жена с ужасом смотрела, как он ловит у мелкого берега усатых тварей длиною сантиметра три, возится с проводами, сидит босой, часами что-то измеряет.

«Не что-то, а активность метаболизма по их дыханию. Сюда в воду запускаем гаммаруса. И в зависимости от того, сколько тот съел кислорода, меняется сила тока… В данном случае уменьшается».

«Господи, и здесь?! Поручил бы студентам, лаборантам…»

«Ну чего ты дуешься? — ухватив в кулак нос, виновато ухмылялся Алексей Александрович. — Или боишься? Это ж маленькая креветка. На него большая рыба ловится. Вершина пищевой пирамиды. — И, отворачиваясь, бормотал, машинально объясняя, как студентке: — Гаммарусы едят диаптомусов, диаптомусы — дафнию, а дафния ест водоросли. А трава синтезирует биомассу, где и происходит чудо фотосинтеза…»

Бронислава слушала его, кривясь. Правда, она здесь все же позагорала и покупалась, вода в озере такая соленая, что можно лежать на ней, не шевеля руками и ногами. Говорят, такое море в Израиле. Но комары, но страх, что ночью к их палатке кто-то подойдет, а Алексей Александрович даже ружья с собой не взял, да и нет у него ружья…

Через три дня вернулись в город, и он снова с утра до ночи в лаборатории.

Ни один эксперимент, еще недавно радовавший его, не казался интересным — ни управляемое культивирование биомассы на огромных скоростях, о чем писал даже западный журнал «Science», ни создание светящейся кишечной палочки (как воскликнул залетный итальянец из Миланского университета: «Мам-ма миа! Скоро и наше дерьмо будет светиться?!»), ни выращивание особых бактерий, питающихся электричеством (для обогащения бедных руд), — ничто…

И все равно он сидел как прикованный под стеклянным деревом биостенда, который, подрагивая прозрачными пальчиками и визжа моторчиками, сопел и гнал в слив, в «урожай», килограммы дрожжей, пожирая бросовые парафины, привезенные с нефтяных скважин…

«Во мне кончилась страсть к работе. Дело даже не в крохотной зарплате. Просто поделками заниматься тошно, а денег на фундаментальные исследования все равно не дают…»

Летом от него ушли сразу трое научных сотрудников: угрюмый Миша Махмутов, с памятью, как у компьютера, — в охрану филиала «Альфа-банка»; другой, Вася Бурлак, со своими старенькими «Жигулями» двинул на извоз; третий, Роальд Разин, взяв --">