Дэниел Киз - Прикосновение

поразительной неорганизованностью, словно самая ее плоть восставала против такого понятия как упорядоченность, и поначалу это вызывало множество огорчительных ложных тревог, что, как ему казалось, происходило по ее оплошности, отчего он потерял всякую веру в расчеты ее фертильных дней.

Перелом наступил, когда она повадилась ходить гадать к цыганкам, с головой ушла в дешевенькие гороскопы со звездными прогнозами, когда стала черпать духовные надежды в своих снах, – и вот тогда, прочитав как-то об этом в газете, он пошел и выложил семнадцать долларов и девяносто пять центов за те самые фертильные часы.

Продавщица, взглянув на него как-то странно, будто удивившись, что их покупает муж, тем не менее растолковала, как они работают. То были часы для спальни (кто бы сомневался!) с расчетным механизмом вероятных фертильных и нефертильных дней, и как только его жена ввела туда данные о своих самых длинных и коротких периодических циклах, после этого там, в окошечке на лицевой стороне, показывался календарь с числами, при том что красные соответствовали вероятным дням фертильности.

«Потрясающе! – прорычал он. – Детородная рулетка какая-то».

Ей бы посмеяться над этим (и может, рассказать девчонкам!), но Карен расплакалась.

Будто почувствовав, что он думает о ней, она повернулась обратно и вздохнула, ее черные волосы рассыпались веером по подушке, одна рука откинулась, а другая легла на живот, словно нащупывая, есть ли внутри что-нибудь. Он думал, а вдруг ее красота сильно изменится – как по стремительному мановению кисти японского живописца на белом; скулы под безупречной кожей вздернутся, хотя выдаваться не будут. Даже в тусклом свете он мог различить редкие морщинки на ее лице. Но она принадлежала к тому типу женщин, которые принимают близко к сердцу малейшие перемены, происходящие с их телом.

Где-то в глубине сознания у него затаилась мысль, с которой он боролся во сне. Что, если у нее изменится лицо, наклон головы, а то и манера держать руки. И все эти изменения она, верно, переймет от своей сестры Майры, с которой он виделся последний раз четыре года назад, еще до того как женился на Карен. Возможно ли взять лучшее от каждой и соединить вместе так, чтобы Карен ничего не узнала?

Сон как рукой сняло, хотя рассвет только-только забрезжил. Он выбрался из постели и оделся. Сперва кофе, а там решим. Он давно не прикасался к «Восходящей Венере» и до этой минуты не рассчитывал, что в Центре все так залихорадит. Но отказываться от хорошей мысли было грешно. Последние дни вдохновение посещало не часто. Выходя из спальни, он заметил, что теперь голова ее склонилась набок, левая рука оказалась под подушкой, а правая все так же покоится на животе. Если за все это время она забеременела, он сделает ее лицо другим – кое-что добавит. Ведь женщина, ждущая дитя, живет скорее будущим, нежели прошлым.

Он включил на кухне свет – и тут же смекнул, что дал маху. В раковине громоздилась груда грязной посуды, да и стол не сверкал чистотой. Почему она не засунула все это в посудомойку? Не бери в голову, утешал он себя. Стоит забыть про свой мерзкий характер, как все плохое разом вылетает из головы.

Он взялся было за днище электрической кофеварки – но крышку нигде не обнаружил. Тогда он стал искать растворимый кофе – но банка оказалась пустой. Он выключил свет и торопливо спустился вниз.

Сняв влажное покрывало со скульптуры в натуральную величину, он оценил взглядом свою работу. Бесспорно, Карен была достаточно красива, чтобы стать его натурщицей; ладное по классическим меркам тело, изящная правая рука касается бедра, а левая, с тонкими, сложенными чашечкой пальцами, прижата к груди, глаза скромно опущены, полные губы подернуты печалью. Но все это, конечно же, было неправдой, и он знал почему. За последние три года фигура (он то брался за нее, то отстранялся, то крушил ее, то брался сызнова) чуть заметно изменилась – стала более романтичной, чем он ожидал, и напоминала Венеру из далекого прошлого. Единственное, чего ей недоставало, так это раковины, Зефира^[3] и Весны, пытающейся накрыть ее покровом. Впрочем, то было даже не его собственное представление, а избитый трехразмерный образ, будто сошедший с картины Боттичелли «Рождение Венеры».

Этим утром во сне «Восходящая Венера» была закончена, и, пока он изготавливал гипсовую форму, она ожила и вожделенно потянулась к нему. Но стоило ему обнять ее, как она --">