Олег Геннадьевич Азарьев - Экзамен

этих брошюр большого формата, отпечатанных на серой бумаге, наверняка лежала история болезни академика Братова. Марина Петровна потянулась было к пачке историй, но тотчас одернула себя и даже сунула руки в карманы белого атласного профессорского халата с вышитой на кармане монограммой. Рыться в этой груде чужих страданий было ниже ее достоинства. Да и что подумал бы завотделением, застав ее за таким занятием? Что она не доверяет ему как врачу? Иначе зачем копаться в мужниных анализах? Ведь на все ее вопросы он и так ответит без утайки.

Глядя на кипу исписанной шариковыми ручками дешевой бумаги, Марина Петровна медленно села на стул. Если бы она сама могла находить ответы на все вопросы или ее муж отвечал бы на те вопросы, которые для нее самой оказывались неразрешимы… Но в их благополучной семье было по-другому.

Да, Братов очень любил ее, но себя любил больше, вдобавок он был рабом правил и предрассудков. И чем дольше они жили вместе, тем чаще Марине казалось, что любит он ее не как жену, подругу, соратницу, хранительницу семейного очага, но как необходимый предмет обихода, украшение квартиры, излюбленную живую игрушку.

Ее скоротечный любовник — нежный, ласковый и страстный доцент-фармаколог — однажды сказал Марине, что видел ее вместе с Братовым на людях, и впечатление они производят удручающее.

— Да? И почему? — осведомилась Марина, догадываясь, что услышит в ответ.

Доцент затянулся сигаретой.

— Н-ну, ваша пара очень смахивает на героев одной сказки. — Он ухмыльнулся. — Красавица и чудовище.

Марина мысленно, как бы глядя со стороны, представила себя рядом с ним — а Братов с возрастом еще подурнел — и усмехнулась.

— Да уж, Костик, зрелище не для слабонервных.

— Но, Мариша, и это — не всё, — объявил Костя грустным голосом.

— Не всё? — Марина с недоумением посмотрела на любовника. У нее вдруг пропала охота выслушивать продолжение, но она пересилила себя и настороженно добавила: — Давай, договаривай.

Они сидели на диване в ее кафедральном кабинете, еще не совсем остывшие и не совсем одетые. Костя придвинулся к Марине почти вплотную, мягко взял ее за плечи и проникновенно заговорил:

— Мне стало безумно жаль тебя, Маришечка. Ты даже не замечаешь, как униженно себя ведешь, как лебезишь перед своим забронзовевшим от наград и званий благоверным. Когда ты рядом с ним, со стороны кажется, что ты провинившаяся рабыня, которая до полусмерти боится хозяйского гнева — какой-нибудь мучительной порки на конюшне — и потому готова услужить ему по первому знаку.

Марина ошеломленно замерла. После недолгой, но тягостной паузы она медленно сняла руки любовника со своих плеч и с чувством произнесла:

— С-сукин же ты сын…

Костя откинулся на спинку дивана и дурашливо, но с искренним удивлением негромко возопил:

— За что?

Марина не ответила. Она внимательно разглядывала холеные ногти на холеных руках. Некоторое время, пока Марина дулась и размышляла над услышанным, они молчали. Хмурый Костя, едва дотянув одну сигарету, от окурка прикурил новую и пускал плотные струи дыма в потолок.

Сначала Марина собиралась обидеться, но, поразмыслив, поняла, что Костя по-своему прав, хотя Братов никогда не позволял себе рукоприкладства — ни к жене, ни к детям. Чтобы довести человека до истерики, ему хватало слов — жаляще резких, язвительных, жестоких, задевающих так же сильно, как оскорбление. При этом Братов почти никогда не ругался матом.

— Знаешь, Костик, — сказала наконец Марина спокойно. — Спасибо за откровенность. Все так и есть. Или даже хуже…

С тех пор Марина уже осознанно испытывала чувство самоунижения и чем дальше, тем сильнее ощущала себя жертвой — не столько жертвой Братова, сколько жертвой обстоятельств.

Чтобы снять непрестанный стресс, она потихоньку пристрастилась к курению, начала понемногу выпивать. И хотя курение Братов не одобрял, все же особенно не перечил Марине, однако терпеть не мог пьющих женщин. А уж собственная жена-пьяница… Однажды, учуяв очередную волну перегара, он пригрозил запереть ее на время в психбольницу для лечения от алкоголизма, и пообещал, что об этом узнают как ее близкие, так и все медики города, включая институтский персонал. Ее репутация получит болезненный удар, а карьера может свалиться под откос. И он, Братов, не станет ни помогать ей, ни поддерживать ее, и развода не даст.

С тех пор Марина позволяла себе --">