Маша Трауб - Продается дом с дедушкой

новшество последних лет. Его стали звать на выступления. Игорь Михайлович поначалу терялся, стеснялся, не знал, как себя вести: что от него ждут, что он должен говорить, что рассказывать? Он должен развлекать детишек или их мамаш? Должен рассказывать о себе? Обычно он открывал свой сборник – авторский экземпляр – и читал один или два рассказа. Бубнил на одной ноте, но читателям нравилось – все-таки автор, который удивительным образом все еще жив, читает рассказ собственного сочинения.

Игорь Михайлович, откровенно говоря, ненавидел эти встречи. Непременно объявлялась какая-нибудь неуемная бабуля, которая подходила и заявляла: «Я читала вас еще в детстве!» Он едва сдерживался, чтобы не указать даме на ее возраст. Да в каком, едрит твою налево, детстве? Да он моложе этой бабки лет на двадцать! Ну, а фразу от мамаш, причем сразу нескольких, скопившихся стайкой, которую произнесла та же журналисточка: «Ой, вы живы! Надо же! А я когда увидела объявление, даже не поверила!» – Игорь Михайлович слышал на каждом выступлении и приучил себя улыбаться. Даже шутил, если мамочка казалась ему симпатичной: «Можете потрогать, если не верите!» Мамаша заливалась смехом и осторожно дотрагивалась до его руки.

Да, многое изменилось. «Можно с вами сфотографироваться?» – спрашивали родительницы и норовили усадить к Игорю Михайловичу на колени брыкающегося ребенка, который не хотел фотографироваться с дядей-писателем. Игорь Михайлович тоже не хотел ни с кем фотографироваться, но покорно делал ребенку козу, удерживаясь от того, чтобы ущипнуть его пребольно за попу, пока мамаша крутила телефоном то так, то эдак.

«А напишите, пожалуйста, что-нибудь или нарисуйте», – просили его мамочки, которых он относил к разряду «выпендрежниц», подсовывая книгу для автографа. И Игорь Михайлович послушно рисовал голову зайца или черепашку. Он даже дома тренировался на отдельном листочке, чтобы черепаха была похожа на черепаху, а не на собачью какашку с глазами.

Игорь Михайлович фотографировался, рисовал, писал длинные пожелания неведомым ему Никитушке, Данечке – расти большим и здоровым – и чувствовал себя выпотрошенным, измотанным. Он очень уставал от этих встреч. Не понимал, зачем они нужны. Но с другой стороны, ему нравилось подойти к стенду, выставленному на всеобщее обозрение на видном месте, и рассматривать афишу – свое имя на ней, свою фотографию тридцатилетней давности. Где только ее нашли? Или это и есть настоящая слава? Значит, он теперь знаменитость? Это то, о чем он всегда мечтал? Вот об этом? Выступать перед детьми, которые все как один казались ему как минимум невоспитанными, а говоря откровенно, дебилами.

Но настоящий удар Игорь Михайлович получил позже. Перед одним из выступлений девушка-организатор спросила у него, сколько это будет стоить. Каков его обычный гонорар за выступление? Тут Игорь Михайлович почувствовал, что его ударили под дых. А он не успел не то что блок поставить, а даже прикрыться.

– Обычный, как у всех, – прохрипел он.

– Ну, у всех разный, – рассмеялась девушка.

– Тогда посчитайте средний, – сказал Игорь Михайлович. Прозвучало грубовато, даже немножко по-хамски. И он поспешно дал отбой, ткнув пальцем на все телефонные кнопки сразу.

Ему стало вдруг так обидно – как в молодости. И он опять почувствовал себя тридцатилетним неудачником. Стало до тошноты противно, скользко и мерзко. Ведь никто ни разу не сказал, даже не намекнул, что такие выступления оплачиваются. Какой же он идиот! Старый идиот! Сам не просил, и ведь никто и не предлагал. Считали дурачком, сумасшедшим стариком, который за толику внимания к своей персоне готов шкандыбать на другой конец города и терпеть тупые вопросы дебелых мамаш, молодящихся бабулек и сопливых, наглых детей, которым, чтобы они не вопили и сидели спокойно, надо запихнуть в рот шоколадку, чупа-чупс и выдать телефон или планшет, в который они с радостью уставятся и будут тыкать своими липкими пальцами в экран.

То есть он, как дурак, распоследний дурак, ходил везде бесплатно, в то время когда мог попросить гонорар? Когда эти люди могли ему заплатить, но не платили? Ведь на детях не принято зарабатывать! Ведь он же детский писатель, а потому не может быть меркантильным. Потому что дети – наше все, это святое. Можно зарабатывать на всем, кроме детей. К детям – забесплатно, ради их будущего, чтобы привить им любовь к чтению. Какой же он идиот!.. Сколько мог заработать! Сколько --">