Елена Валентиновна Исаева - Про мою маму и про меня

зале стоял рояль. И несколько хрупких грациозных девочек выделывали под музыку всякие фигуры, которые им показывала тренерша, командуя при этом резким требовательным голосом и хлопая в ладоши:

– И‑раз, и‑два! И‑раз, и‑два!

Я крайне добросовестно повторяла за девочками все движения, но в конце урока мне объявили:

– Для нашей группы ты, к сожалению, не подходишь – мы уже ушли вперёд. Тебе надо в младшую группу.

Вечером я сказала маме, что в младшую группу не пойду.

– Почему?

– Потому что они занимаются в другое время, а без Ленки ходить скучно.

– Только из-за этого?

– Ты не видела, как Ленка на шпагат садится! И вообще! Я никогда не буду такой гибкой и ловкой, как она, а тогда – зачем?

– А вдруг будешь? Подумаешь – шпагат! Это дело тренировки!

Мама, по-моему, не очень понимала, о чём идёт речь. Пришлось объяснить и даже продемонстрировать:

– Да ты знаешь, как это трудно?!

Я попыталась сесть на шпагат – у меня ничего не вышло. Сидя на полу, я подняла на маму страдальческое лицо и сказала снизу вверх:

– Ты сама-то попробуй!

Мама, поняв, что всю жизнь спокойным «Обломовым» не просуществуешь, поскольку ребёнок требует активных действий, отложила какое-то редактирование, поднялась с дивана.

– Запросто.

Завидное у неё было самомнение.

Однако через минуту выяснилось, что к деланию шпагата у неё явно нет никаких данных.

– Вот видишь! – печально торжествуя, вздохнула я.

– Безвыходных ситуаций не бывает! – не сдалась мама.

Она мгновенно вскочила (я даже не ожидала от неё такой прыти при её не худенькой фигуре) и заметалась по комнате.

– Ты что ищешь? – не выдержала я.

Мама знала, что ищет. Силы жизни в ней заиграли, поскольку надо было немедленно спасать ребёнка от комплекса неполноценности. В какое-то мгновение она замерла посреди комнаты, что-то мучительно вспоминая, потом нырнула под свой диван, достала оттуда длинный зимний сапог и опять опустилась на пол. Одну ногу она оттянула, как в шпагате, а другую согнула в коленке и приставила к коленке сапог – носком вперёд.

– Чем не шпагат?

Я вздохнула, подошла к маме, обняла её и поцеловала.

– Можно, я не буду гимнасткой? Ты не очень расстроишься?

Мама тоже вздохнула, тоже меня обняла и поцеловала, поняв, что воспитание «победности» и преодоления всяческих жизненных препятствий на этот раз не удалось.

Без уверенности в голосе она предложила:

– Может быть, тогда в артистки? Я объявление вчера прочла – набор в драмкружок у нас в жэке – на горке. Правда, в артистки мне не очень нравится.

– Почему?

– Да какие-то они все неприкаянные. Настоящие артистки… Одно горение ради искусства.

Мама вернулась на свой диван.

Я сходила в этот кружок три раза. На третьем занятии стали распределять роли в «Двенадцати месяцах». И мне вместо Королевы или на худой конец Падчерицы предложили играть…

– Январь месяц. Братец январь. Да? Ты не возражаешь? – Выражение лица при этом у руководительницы кружка было такое радостное, словно она угадала моё заветное желание и теперь осчастливливает – мол, видишь, какая я добрая – даю тебе роль, о которой ты так мечтала всю жизнь.

– Это который самый старый? С бородой? – сделала я слабую попытку сопротивления, в воображении уже видя, как выводится на моей театральной карьере жирный крест.

– Но ведь и ты у нас в кружке по росту выше других, и помудрее, я бы сказала… Эта роль не простая. Ответственная роль. Сложная, интересная. Характерная! Она откроет в тебе самой много нового! Вот увидишь!

– Но у меня… голос… совсем не грубый… Тонкий совсем…

– Ничего! Надо уметь перевоплощаться! Будешь работать над собой! Вживаться в роль! Главное – захотеть!

Я, понятное дело, не захотела.

– Ну и не расстраивайся! – утешала мама. – Что это ещё за феминизм с раннего детства – самим мужиков играть?! Что это за театр, где ни одного мальчика? Нечего туда ходить!

– А куда ходить? – Я сдерживалась, чтобы не заплакать.

– Ну… Вот… Сочинения у тебя хорошо получаются. Может, в литературный кружок? И ездить никуда не надо – прямо в школе. После уроков… Вдруг ты будешь писателем… или там… поэтом…

– Да ты что! Я же как мучительно долго сочиняю! С поэтами так не бывает. Пушкин в лицее «Руслана и Людмилу» накатал одним махом! А я что?

– А как же это… Ну, когда ты учебник-то истории на стихи перекладывала… Как там?

Мама подняла глаза к потолку и, видимо, там прочла:

Во Франции

--">