Арно Гайгер - У нас все хорошо

старик, каждый субботний вечер подтягивавший маятник и превративший этот ритуал в трюк или священнодействие, присутствовать при котором дозволялось лишь внукам. Казалось, что старый человек властвовал над временем, помогал ему осуществлять свой бег или мог помешать этому.

Филипп рассматривает две фотографии, висящие по бокам часов, а следовательно, и над письменным столом. А Йоханна открыла дверцу часов и заглядывает внутрь механизма (как кошка в темное голенище сапога). Потом она выдвигает по очереди ящички конторки, расположенной над крышкой стола.

— Кто это? — спрашивает она между делом.

— Справа — дядя Отто.

Про левую фотографию Филипп ничего не говорит. Йоханна сама все знает. Однако он снимает ее со стены, чтобы рассмотреть поближе. На ней его мать в одиннадцать лет, снимок 1947 года, сделан во время съемок кинофильма Надворный советник Гайгер, она стоит и смотрит на воды Дуная. Прогулочный катер плывет вниз по течению, за ним тянется черный дым из трубы. За кадром под аккомпанемент цитры Вальтрауд Хаас^[4] поет: Мариандль-андль-андль.

— Твоя мать и потом все еще хотела стать актрисой? — спрашивает Йоханна.

— Я был слишком маленький, когда она умерла, я не мог поговорить с ней об этом.

Он не знает, кого еще, кроме матери, он мог бы про это спросить, отец смотрит на него выпученными глазами, а у него самого не хватает решимости приставать к нему с вопросами, вероятно, он просто не хочет ничего у него спрашивать. Самое неприятное, что про свою мать он практически ничего не знает. Любой домысел — полная дрянь, тягостное, гнетущее чувство, когда приходится прилагать усилия и напрягать фантазию, выдумывая что-то, как это могло быть на самом деле.

Он гонит свои мысли прочь и говорит, чтобы Йоханна слышала его голос:

— Мне все же кажется, они все были немного актрисами. Все в духе Вальтрауд Хаас — хорошенькие, блондинки и очень жизнерадостные. А вот мужчины не были типажами отечественного синематографа. Правда, я полагаю, это была напускная трагичность.

— А что потом?

— На эту тему я давно уже все сказал. Брак моих родителей был не из тех, что называют счастливыми. Так, довольно жалкое и нудное сосуществование.

Он делает паузу и, пользуясь возможностью, запускает руку Йоханне за шиворот.

— Нахожу крайне бессмысленным пытаться что-либо наверстать. Поговорим лучше о погоде.

Филипп целует Йоханну, не встречая ни сопротивления, ни возражения.

О погоде сегодняшнего дня, которую Йоханна принесла на своих волосах, о погоде грядущих дней, вырисовывающейся из слов, графиков и компьютерных предсказаний в ее сумке.

— О погоде вместо любви, о забвении вместо смерти…

— Очень остроумно. Ничего другого тебе в голову не приходит? — спрашивает метеоролог Йоханна, полусмеясь и при этом снисходительно-милостиво покачивая головой. И поскольку это то, что Филиппу хорошо в ней знакомо, он на минуту чувствует какую-то особую близость с ней. Точно так же, полусмеясь, но с кислой миной, он поднимает плечи, будто извиняясь за то, что ничего лучшего не хочет или не может ей предложить.

— Да что тут много говорить, — продолжает Йоханна, — твое семейное отсутствие честолюбия — давно уже не новость.

С другой стороны, Филипп уже много раз пытался ей объяснить, что она смотрит на вещи не с той стороны. В конце концов, это не его вина, что в свое время ему забыли привить вкус к чувству семейной гордости.

— Проблемами своей семьи я занимаюсь ровно в той мере, в какой ощущаю, что это идет мне на пользу.

— Звучит прямо как нулевая диета.

— А как это еще должно звучать?

Он вешает обратно на стену фотографию, где его мать запечатлена еще девочкой, что означает: он хочет продолжить экскурсию по дому и осмотреть с ней другие помещения. Он идет к двери. Когда он оборачивается и смотрит на Йоханну, она качает головой. Неодобрительно? Разочарованно? Ну да, он знает по собственному опыту, что иногда разговариваешь как со стеной. Не обращай внимания, пройдет, думает он. Секунду Йоханна пристально смотрит на него, а потом спрашивает, нельзя ли получить эти часы с маятником в подарок.

— Да, пожалуй.

— Может, тебя с ними что-то связывает?

— Нет. Просто мне пока не хочется ничего раздаривать.

— Бог мой, забудь про это. Мне совершенно не обязательно иметь эти часы.

— Тем более что одни у тебя уже есть.

— Тем более что одни у меня уже есть. Точно.

И --">