Борис Сокольников - Золотое перо

по-настоящему и хорошо писать. Теперь для нее был неважен прежний рассказ, с которым она обивала пороги редакций. Теперь, пока приходил ответ из журнала, она писала два, три, пять новых рассказов. И чем совершенней, сильней, талантливей она писала, чем меньше значения она придавала литературным нормам и обычаям, тем более неприемлемым для редакторов становилось ее творчество.

...Ночь смотрела на землю...

Да и так ли важно все это?... Когда горит свеча внутри тебя, так ли важно, поставили ли свечку по твою душу?..

Вот она, ночь. Вот она входит в комнату неслышными шагами.

Здравствуй, Ночь. Подруга дум, сестра размышлений.

И бежит, бежит красная строка от одного края листа к другому...

3

Так шли дни и месяцы. Вероника много работала и стопка рукописей на правой стороне ее стола увеличивалась. Вероника постоянно возвращалась к своим уже написанным рассказам, тщательно их отделывала и переписывала. Она добивалась совершенства.

Муж Вероники Тушновой был прапорщиком. Его звали Саша. В СССР только что ввели звание "прапорщик" и присвоили его Саше. Этим званием Саша очень гордился. Особенно ему понравились новые погоны с двумя звездочками, очень похожие на генеральские. Когда Саша в первый раз в новых погонах поехал в деревню продавщица сельпо приняла его за генерала!

Саша служил в военкомате. Днем, отлучаясь из военкомата, он разносил рукописи в редакции московских журналов, немало не смущаясь своим представительством. Ему было приятно и интересно побывать в редакциях и представиться мужем и литературным секретарем писательницы. При малейшей возможности он вступал в разговоры, дискуссии, рассуждения и много рассказывал работникам редакции о Веронике и своей семейной жизни, о деревне, из которой он прехал в Москву, и о службе в Басманном военкомате. Разговаривать он любил и умел, поговорить с ним всегда было интересно. Часто эти разговоры затягивались на час и на два. В московских редакциях у него уже было много знакомых, в основном среди бухгалтерш, секретарш, курьеров и в отделе писем.

Начинал прапорщик Саша свои посещения редакций с того, что объявлял что его жена член Союза Советских писателей.

Рассказы Вероники не принимали ни в один из популярных московских журналов.

Только через год пришла удача.

Литературный еженедельник напечатал один из ее рассказов. Был получен реальный гонорар, которого Вероника уже давно не видела.

Вероника работала руководителем детской литературной студии, и на этой работе с трудом добилась от руководства Дома Культуры при заводе "Калибр" минимальной ставки в семьдесят один рубль.

А тут целых сто восемь рублей!

И как весенние ручьи подспудно и незаметно размывают плотные слои льда и снега, так и ее имя начало незаметно отвоевывать пространство. Из тьмы забвения оно пробивалось на свет.

Как Свинкс знает себе цену, так и ее строка работала силою положения, силою заложенного в нее звучания вне зависимости от желаний и суждений друзей и недругов.

Ее мысль звучала и была слышна независимо от всех других печатавшихся произведений, она жила сама по себе вне времени и пространства.

Мир вспыхнул и загорелся перед ее глазами. Человек часто и не подозревает о своих возможностях, - говорит Мыслитель, и он прав.

Вероника не замечала окружающего. Сконцентрированная на одной мысли, она шла к ней, как жаждущий идет к источнику. Подчиненная одной идее, она сама становилась похожа на свое произведение, живя им и завися только от него. Она создавала свои произведения, а произведения создавали и одухотворяли ее саму, подчиняя себе ее жизнь, ее мозг, ее сознание.

И никто еще не знал, какие алмазы лежат на этом столе и какие достижения мысли закреплены в этих строках.

Ночь горела за окном тысячами фонарей и звезд, и ночь горела в ее мозгу. Огромные облака неслись над мокрыми тротуарами и над прошедшими дождями отражаясь в них как текучие реки. Распахнутые пространства вливались в ее окно и ей казалось, что это ветер улицы приносит ей судьбы и голоса.

И так ей все было ясно, и видно, и понятно: и тот старый перрон, и погибшая под колесами товарного поезда собака Жулька так были понятны и видны ей, словно она смотрела на них сверху через десятки метров прозрачной голубой кристально чистой воды.

И так была понятна ей эта собака, как ни была она понятна ни одному другому человеку на свете. И как живая вставала она со страниц ее книги. Вот она смотрит с обложки журнала, --">