Рид Грачев - Ничей брат[рассказы]

совершилось, мы теперь кричим об этом на каждом углу. Но совершилось оно и потому еще, что писателей, подобных Грачеву, отбрасывали от издательств, журналов, газет, калечили. Но сегодня его тексты столь же необходимы, как и тогда, ибо нам надо выбираться из пропасти и не привыкать к жизни на ее дне.

Грачев дает время от времени замечательные формулы, глубину которых мы можем в полной мере оценить только сегодня: «Жизнь становится похожей на реку, обтекающую подводные камни закона». Не знаю более точного определения нашего фарисейского законопорядка, когда на поверхности все прекрасно, а под поверхностью — разгул беззакония. И все так естественно. При всей своей общезначимости некоторые эссе несут на себе резкий отпечаток шестидесятых годов, их иллюзий, их «социалистического прогрессизма». Очевидно, этим объясняется воинствующий антиамериканизм Грачева, который сегодня выглядит архаичным. Отсюда, очевидно, обличение буржуазных демонстраций и демократии вообще, а Эйнштейн, «настоящий, глубокий демократ», оказывается «полуличностью», как, впрочем, и Кафка, и Вл. Соловьев.

Однако у нас нет никакого права редактировать Грачева. Это — убеждения автора, и пусть их судит читатель.

Вообще не следует пугаться резкости тона многих эссе, высокомерия оценок (см. эссе о Фолкнере). В этом есть прелесть прямоты и полной откровенности писателя. Он разговаривает с читателем как с близким собеседником. Те, кому случалось беседовать и спорить с Грачевым, помнят, как нелегко это было. Но как интересно и плодотворно — несмотря на несогласие. Так и здесь — мы можем вскидываться, натыкаясь на очередной его парадокс, на резкое, несправедливое суждение о писателях мирового класса, но тут же мы мобилизуем свою интеллектуальную энергию для внутреннего спора, для лихорадочных поисков контраргументов — и это необыкновенно плодотворно.

Грачев, собственно, экзистенциальный мыслитель. Я хорошо помню его превосходный (неоконченный) перевод «Мифа о Сизифе» Камю. В той же толстой тетради, помнится, были и его заметки. Он ведь вообще был тесно связан с французской культурой. Недаром он так превосходно пишет о Сент — Экзюпери. И его эссе — философические выводы из прозы, которая есть прямая квинтэссенция его жизненного опыта. Но если в прозе эмоционально–человеческое начало, тяга уязвленной души к доброте определяют ее высокогуманный тон, то в эссеистике, где господствует голое рацио, жесткость взгляда не прикрыта ничем.

О самих рассказах я не считаю нужным писать. Это талантливая проза, одновременно предельно простая и удивительно многослойная. Это взывание к человечности, которое так долго было у нас под подозрением и которое сегодня — насущно.

Издание книги — восстановление высокой справедливости по отношению к автору и, быть может, в первую очередь к нашему страждущему читателю.

Я. Гордин

--">