Ольга Алексеевна Толмачева - Я просто позвонил сказать...

теплому — почти весеннему — Берлину, просто не могла идти спокойно — было так хорошо…

На Марктплатц она остановилась. Тихо играла музыка. Крутилась карусель с лошадками. Слышался детский смех. В блеске огней раскинулись ряды с рождественской выпечкой. В воздухе пахло корицей… Лена купила глювайн.

— Глювайн?

— Вино с фруктами. Рождественский напиток — божественный… — Лена зажмурилась и облизнулась. — Пробовали? На улице? У елки?

От пристального взгляда — на губах — окатило волной…

— Горячее? — хрипло спросил Егор и тоже провел языком по губам.

— Да, горячее…

Боясь встретиться взглядами, они отвернулись.

За окном медленно кружились снежинки…

Полчаса? Час? Еще немного, и она пойдет по шумному городу, мимо банка, центрального телеграфа, аптеки, к метро. Навстречу будут спешить люди, кто–то толкнет… Острые снежинки засыплют глаза.

У книжного магазина Лена остановится. Войдет в зал, поищет стеллаж с поэзией… Раскроет наугад томик стихов Цветаевой: «Я бы хотела жить с вами в маленьком городе…» Захлебнется от слез…

— И что будем делать? — Егор глухо повторил вопрос и нервно взглянул на часы.

Этот странный вопрос…

Четверть часа, и они разбегутся. У перекрестка замедлят шаг. Лена снимет варежку для дружеского рукопожатия. Будет терпеливо ждать, пока Егор суетливо освободит от перчатки руку, схватит ее ладошку — на маленькое мгновение — и печально побредет по мостовой.

А дома продолжит мучительно искать объяснения, почему все так… Будет пытаться понять…

Ведь не из–за цвета волос… не из–за платья…

Этот странный вопрос…

Она тоже думала о том, что же делать. И там, в Берлине — когда аплодировала уличным музыкантам, а потом, в трепетном танце рождественской иллюминации тихо брела в гостиницу, и дома, и сейчас, в кафе… Вопрос не давал покоя.

— Что–то не так? — повторила.

В присутствии Егора она всегда смущалась. Казалось, он откровенно смеется, наблюдая, как, испугавшись, Лена не может окончить фразу, теряет мысль. Тревожил взгляд — несмелый, украдкой. Или слишком откровенный, дерзкий — тогда задыхалась… Как сейчас…

А еще Лена не знала, что последует за вопросом.

— Вы же понимаете, что с этим, — он подчеркнул слово «с этим», поднял глаза и пристально посмотрел, — нужно что–то делать…

— А что делать? — Лена вспыхнула. — С этим… — Она тоже сделала ударение на слове, — ничего не поделаешь. Вам что–то мешает?

Как хорошо, что они на вы — помогает сохранить дистанцию…

— Мешает? Конечно, мешает! — с раздражением произнес Егор. — Я все время о вас думаю. Днем, вечером, ночью. Особенно ночью.

Лене вновь стало жарко.

— Когда тишина и никому до тебя дела нет, — с грустью продолжил. — До утра без сна. Как сопливый тинейджер! — возмутился. — Невозможно жить! Мне это мешает. А вам?

Лена отхлебнула из чашки. Кофе остыл.

— Вы выглядите усталым. Много работы?

— Я не сплю…

Егор откинулся на стуле. Побарабанил кончиками пальцев по столу.

— Закажем вина? — спросила.

Егор кивнул и подозвал официанта.

Сейчас он скажет, что нужно выпрямить спину — сутулится, выглядит неэлегантно, сидит, как крючок. И на столе локти, и громко звякает о блюдце ложкой…

От его слов Лена вскинет голову, дернет плечом. Взмахнет рукой, опрокинет бокал…

— Какая неумёха! Вино по столу…

— Не волнуйтесь! Вы все время волнуетесь…

Не мог понять, почему придирается…

Они столкнулись в аэропорту, навстречу кинулись — не разомкнуть рук. Не знали, живы ли… Столько лет…

Лена вцепилась Егору в куртку, боясь отпустить.

Ничего не смог объяснить…

Бежал на посадку, видел, как отчаянно смотрела вслед — жгла спину.

Где он был?

С тех пор иногда встречались — раз в месяц или того реже. Пили кофе, чай — жасминовый. Или как сегодня — вино… Молчали…

Что тут скажешь?

Представлял, как она засыпает в объятиях чужого мужчины: голова — трогательно — на плече…

И у него жена — красавица. Дочка — умница. Его любимые девочки. Плоть и кровь.

— Вы знаете, мне не мешает… помогает…

— Помогает? В чем?

— Вот вы сидите напротив, слушаете, как я пила в Берлине глювайн… кому я еще расскажу об этом?

— Совсем некому? Нет подруг?

— Увы…

— Что за бред!

— Как объяснить… Ведь только вы — я знаю, нет, чувствую… Вы же не просто слушаете… присутствуете… Там, со мной…

— Не --">