Эдвард Куровский - Русская душа

понять, отчего я не попрощался с милыми медсестричками, которые до сих пор снятся мне по ночам.

Весной отправились дальше, на запад. Куда? «Поближе к дому», — отвечал отец.

Благоухали леса и луга, и даже в товарном вагоне эта поездка доставляла мне много удовольствия, смена пейзажей переполняла меня радостью, и даже то, что иногда нас выгоняли из вагона из соображения безопасности, не портило мне настроения.

В Воронеже нас задержали надолго. Энкавэдэшники тщательно проверили наши документы, а потом отвели нас к коменданту. Сдержанный полковник сообщил нам, что мы въехали в район военных действий и за это нам грозит военный суд. На наши оправдания, что паспорт позволяет нам находиться на всей территории СССР, полковник отвечал коротко: «Но не в зоне боевых действий».

— Вы надеялись, что через несколько дней гитлеровцы доберутся до Воронежа, — сказал он отцу, — а вы с семьёй окажетесь на немецкой стороне, верно? И будете великолепными информаторами о настроениях в нашей стране, так? Не надо ничего объяснять, этому нет оправдания. За въезд на военную территорию вас ожидает армейский суд и лагерь, — говорил он негромко, — а невинных детей отправим в детский дом.

Мы тихо стояли у стола, понимая, что наша участь зависит от этого полковника. Я думал о том, что такой спокойный человек не способен нам навредить, это на него не похоже.

— Есть ещё одно решение, — произнес он через минуту, рассматривая наши документы. — Дам вам направление назад, в Сибирь, но немного подальше, к китайской границе, чтобы вам трудно было оттуда сбежать. Выбирайте.

Мы сразу же выбрали второе, опасаясь, что он передумает.

Вошли в стоявший как раз неподалеку пульмановский вагон и стали ждать, когда поезд тронется. Главное, что не в лагерь. Когда напряжение немного спало, мы задремали, сидя на своём скарбе.

На рассвете поезд остановился, и мы услыхали крик: «Выходите! Быстро!». Оказалось, что состав затормозил перед рельсами Кочетовки, разбитыми во время бомбёжки. Впереди дымились догорающие вагоны.

В утренней стыни, во мгле, в дыму от тлевших вагонов шли мы вместе с другими людьми к каким-то постройкам. Это была станция Мичуринск, и там у всех пассажиров тотчас же проверили документы и каждому, в том числе и нам, разъяснили, что мы должны первым же поездом оттуда выехать, а кто не уедет, того вывезут на грузовиках в известное место.

После минуты размышлений отец обнял меня, старшего из детей, и сказал: «Идём». В охраняемый военными комитет партии попасть было трудно, нас впустили только тогда, когда отец сказал, что мы договорились, нас ждут, хотя это и не было правдой.

Принял нас первый секретарь. Отец показал ему свои документы и предложил решение: нет уже сил ехать дальше, он охотно работал бы где-то здесь, поблизости. Секретарь отодвинул лежавший на столе револьвер, символ власти, и, глядя на наш билет до Томска, на минуту задумался. Наконец посмотрел на стоявшего рядом колхозника: «Возьмете?»

— Работать у меня некому, особенно не хватает мужчин. А семья большая?

— Четверо детей, но самый старший уже может работать.

— Ладно. Утром приедет за нами повозка, — сказал бригадир отцу.

Повозка, которую мы так ждали, не приехала, энкавэдэшник согласился подождать ещё денек, а утром, мол, он пришлёт военный грузовик.

Не дождавшись транспорта, отец сам пошёл в Колбовку, которая была в двенадцати километрах от города. По пути спрашивал встречных людей, где находится это село. Ему показывали в сторону запыленной степи и советовали идти босиком, потом что дорогу развезло, а на реке нет моста. Под открытым небом простаивали ржавеющие трактора, а через пару часов стали попадаться горки навозных куч.

Бригадира отец застал в кузнице. Тот очень спешил, но все-таки вспомнил, о чем идет речь.

— Позади кузницы есть тележка, — сказал он отцу. (И правда, неподалеку стояла четырехколесная подвода.) — А вон там — кони, — бригадир показал на пастбище у реки.

Вот так отец во второй половине дня приехал за нами. Мы обрадовались, и оживился охранявший нас энкавэдэшник. Ах, с каким удовольствием смотрел я на поля за Мичуринском, на топкие рытвины, в которых застревали колеса, на изредка встречавшиеся на пути сёла и крытые соломой сараи! Пашущий землю трактор тянул за собой километровый хвост пыли. Мои братья тоже внимательно ко всему присматривались, а сестричка всё спрашивала: «Что это такое?». Это была --">