Вадим Михайлович Немец - Воспоминания

нежность, гибкого стана под неказистым пальтишком, скорее угадывалась, ведь было темно... Скоро я понял, что фильм смотрю только через этот фильтр из эмоций, смеха, стука каблуками высоких сапожек, и волшебной руки, барабанящей по подлокотнику и уже не раз мимолетно прикасающейся к моей отяжелевшей руке...

Да, я не сжал эту руку, но шепнул ей на ухо, о том как интересно мне смотреть кино вместе с ней...В тот же миг мы стали смотреть этот фильм вместе...Коллега мой это почувствовал и перестал комментировать некоторые моменты сюжета, хотя делал это блестяще и артистично...

А нас охватило полное и внезапное чувство общности и какой-то невыразимой легкости...Я почувствовал очень тонкий аромат её парфюма, не гармонирующий с личиной из одежды и повадки, с которой она только что шла по залу и садилась на...не свое место, потому что её кресло занял...я, так получилось, случайно...

Порадовался, что сам чудно пахну отличной туалетной водой и хорошим табаком с замечательной английской трубкой — редкостью в совковом «вчера». Мне было тогда 33. Моей незнакомке — по виду...лет 18 или меньше...На деле — 24!

Наша дистанция сократилось до очень интимной, и поцелуй был неизбежен, тем более что и фильм был о любви и простодушии чистого по своей сути человека, не испорченного цивилизацией и дикостью, искусно отобравшего из этих разных миров только лучшее, что и делало фильм...трогательным. Это ощущение нарастающей глобальной победы главного героя на всех фронтах, которыми ощетинилась против него незнакомая жизнь в непривычно большом городе привело лично нас к тому, что в один и тот же миг встретились наши глаза и..губы. Вкуса этого поцелуя я не могу забыть так долго, что прошла уже почти вся жизнь..., но память моя по-прежнему свежа...

Мы простились с сослуживцем кивком и глазами. без слов и объяснений. Он понял с одного взгляда,хотел сказать что-то остроумное, а этот человек — эталон остроумия — но...промолчал.

Поцелуй наш жег..., но на вечернем Невском целоваться было еще слаще. Впрочем Питерская сырость пробралась под ее пальтишко раньше моей руки... И я провел её в ближайший ресторан, притворившись, что он — лучший. Ресторан таким и оказался...и остался таким навсегда,... в нас...

Скоро, немного пьяная от шампанского, Таня стала шалой...И..., не помню, как скоро, но помню, что...так же неизбежно, как с поцелуем, мы оказались в ее спартанской постели в общежитие экономического института, существовавшего буквально неподалеку.

Полный искренней нежности и потрясенный её незнакомой грацией длинноногой красотки, называемой сегодня — топ-модельной, а тогда... не востребованной в тех форматах, в которых она существует в «капиталистическом сегодня»..., я любил её нежно и интуитивно... Таня вторила мне с незнакомой нежностью и страстью... И пробило её столь сильно и гармонично, что она стала моей так просто, как прикоснулись наши руки...

12 долгих и счастливых лет мы лелеяли нашу любовь, не смотря на то, что жили в разных городах столь далеко друг от друга, как далек Хабаровск от Москвы...

Почему я вспоминаю об этом...? Все проще — я ни на миг об этом не забываю! Всегда! Когда Таня вышла замуж, она мягко прервала со мной переписку...и вообще общение. Я к тому времени разорвал свой брак с женой, по счастью — тоже Татьяной, потому не сразу догадавшейся, почему так сладко стало звучать в нашем доме её имя. Секрет был в том, ЧТО ИМЯ БЫЛО ЧУЖОЕ...

Я проводил с любимой то отпуск, то — несколько дней...Помню один её приезд! Жену мать отправила в заграничное турне...одну. Моей теще хотелось мне досадить...Знала бы она...Я так люблю ненависть глупых людей...С ней так легко...! Отвез жену на один вокзал — Белорусский, и тут же поехал на Ленинградский...Дети гостили у гневной тещи — та хотела подчеркнуть, чтоб дочь не волновалась, что все учтено и включено в психологию комфорта дочечки...

На Ленинградском вокзале очутился как раз к приходу поезда, успел купить букет белоснежных роз и найти условленный вагон. Не успел поднять глаза, как на выходе из вагона чудесно возникла любимая.

Я обнял её в многотысячный раз и снова ощутил невероятный трепет — свой и наш, общий... Мы не виделись тогда долго — целых две недели...! Приехали ко мне домой, где я уже тогда, при «совке» — состоялся, как редкий дизайнер...видимо старался я тоже для любви, хотя гордилась этим и моя жена...

На кровати лежал джентльменский набор нашего ближайшего существования: билеты в --">