Джон Диксон Карр - Охота на цирюльника

пивные кружки с оловянными крышками, причудливые книжные закладки, пепельницы, стянутые из пивных, статуэтки монахов, дьявола и прочую ерунду. И надо заметить, эти безделушки очень оживляли мрачный кабинет с темными стеллажами по стенам и протертым ковром на полу, а еще, как ни странно, мило сочетались с его гигантской фигурой.

Сейчас бандитские усики хозяина дома топорщились от довольной ухмылки, в глазах мерцали огоньки. Какое-то время он молча щурился на гостя поверх очков с широкой черной лентой, а когда закурили сигары, отдуваясь и тяжело дыша, сказал:

– Мальчик мой, возможно, мне это только кажется, но я вижу в ваших глазах профессиональный блеск. – Он положил большие руки на письменный стол, заваленный книгами и бумагами. – Признавайтесь, что-нибудь случилось?

– Много чего, – мрачно ответил Морган. – Хочу рассказать вам самую невероятную историю, какую вы когда-либо слышали, если только у вас найдется для меня время. Она довольно длинная, но, думаю, может вас заинтересовать. Кстати, если вы в чем-либо усомнитесь и вам понадобится подтверждение моим словам, я взял на себя смелость пригласить к вам Керта Уоррена…

– Хе-хе! – Доктор Фелл с удовольствием потер руки. – Хе-хе-хе! Как в добрые старые времена. Конечно, у меня найдется для вас время. И приводите всех, кого хотите. Налейте себе еще пива и выкладывайте.

Морган сделал большой глоток и набрал в грудь побольше воздуха.

– Во-первых, – начал он, словно заправский лектор, – я собираюсь привлечь ваше внимание к пассажирам, которых добрый капитан «Королевы Виктории» пригласил за свой столик. К числу этих избранных счастливцев – или, если угодно, несчастных – принадлежал и я.

С самого начала мне казалось, что путешествие будет скучным: пассажиры выглядели слишком уж добродетельными, словно мумии. Через полчаса после открытия бара в нем, кроме меня, появилось всего два посетителя. Вот так я познакомился с Валвиком и Уорреном.

Капитан Томассен Валвик – норвежец; в прошлом водил торговые и пассажирские суда в Северной Атлантике. Выйдя в отставку, он поселился в Балтиморе. У него жена, «форд» и девять детей. Внешне этот человек смахивает на боксера-тяжеловеса. У него пышные песочные усы; в разговоре он щедро помогает себе жестами, а когда смеется, сопит и фыркает. Рассказчик совершенно неподражаемый: ночь напролет способен угощать вас самыми невероятными байками, которые воспринимаются еще смешнее из-за его сильного скандинавского акцента; если его обзывают вруном – не обижается. Глазки у него бледно-голубые, постоянно прищурены и часто-часто моргают; кожа на лице дубленая, обветренная, морщинистая; лицо усыпано веснушками. И абсолютно никакого чувства собственного достоинства. Я сразу понял: нашему капитану, сэру Гектору Уистлеру, предстоят нелегкие деньки. Дело в том, что Валвик знал капитана «Королевы Виктории» и прежде, еще до того, как Уистлер, по словам норвежца, «зазнался» и стал изображать из себя джентльмена. Да, чуть не забыл описать вам Уистлера! Он уже начал полнеть; лицо у него длинное, плечи узкие; и весь перетянут золотыми галунами, словно рождественская елка. За столом Уистлер глаз не спускал с Валвика. Следил за ним так, как пассажиры следят в шторм за тарелкой супа на столике в каюте. Однако старик норвежец совершенно не обращал внимания на укоризненные взгляды капитана и продолжал вспоминать молодость.

Вначале их отношения не особенно меня занимали. Мы сразу и неожиданно вошли в полосу шторма; шквалистый ветер с дождем обрушился на корабль; «Королеву Викторию» постоянно бросало то вверх, то вниз. Почти все пассажиры укрылись в своих каютах. Роскошная кают-компания и изысканные салоны опустели; казалось, мы очутились на корабле-призраке. Деревянные переборки и снасти скрипели, словно плетеные корзины, которые разрывают на части. Огромные волны швыряли наш корабль, как скорлупку. Проход по коридору или выход на палубу превращался в настоящее приключение. Но лично мне плохая погода нравится. Люблю, открывая дверь, встретить сильный порыв ветра, бьющий в лицо; мне приятен запах белой краски и отполированной меди – говорят, у многих от одного этого запаха сразу начинается приступ морской болезни. Люблю в шторм бродить по кораблю; знаете, прогулка по коридору похожа на поездку в скоростном лифте. Однако многим все это не по душе. В результате за капитанским столом нас осталось всего шестеро: Уистлер, Валвик, Маргарет --">