Тревор Бэкстер - Парик

Она жестом показала мне, что я должен войти.

Я постучался. Ответа не последовало, так что я опять постучал в дверь. Я еще раз посмотрел вниз, но женщины там уже не было, так что я постучался в третий раз и вошел в комнату, которую так часто посещал мальчишкой. Там были те же огромные книжные шкафы с книгами в кожаных переплетах, стоящими за стеклянными дверцами, те же разбросанные по полу коврики, тот же самый письменный стол. На одном из книжных шкафов за письменным столом стоял стеклянный колпак. Под ним было чучело совы.

Позади меня дверь открылась и закрылась. Повернувшись, я увидел человека, к которому я так часто приходил в детстве: у него были те же самые огромные, холодные глаза, тот же высокий череп, и такой же голый. Некоторое время мы молчали и действительно, поскольку он смотрел на меня с некоторой враждебностью, я не знал, что сказать в растерянности. Затем он прошел через комнату к письменному столу и уселся за него. Перед столом стоял «мой стул», и, повинуясь старой привычке, я подошел и сел на него.

Я начал разговаривать по-немецки, но он меня прервал, сказав отрывисто, что предпочел бы говорить по-английски, назвав его «языком незнакомцев». Он был настолько похож на человека, к которому я раньше приходил, что было невозможно смириться с тем, что он не узнавал меня, и я почувствовал, как в моей груди стала закипать детская злоба из-за его неприветливости. Достав из кармана парик, который перед отъездом из Англии я постарался тщательно отремонтировать, я бросил его на стол.

«Аа, парик», — сказал он. Затем последовало молчание.

«Вы его сын?» — спросил я.

«Чей сын?»

«Актера», — сказал я.

«О да, — сказал он, как мне показалось, не без доли горечи. — Я сын актера».

«Когда вы в последний раз видели своего отца?»

«Я смотрю на него сейчас», — сказал он, уставившись на парик.

«Почему ваш отец оставил цену? — спросил я его. — Судя по всему у него была очень успешная карьера».

На какое-то время он призадумался, затем сказал: «Мой отец был на гастролях и должен был уже вот-вот отправиться в Вену после субботнего вечернего спектакля, когда к нему зашел парикмахер, который после каждого представления причесывал отцовский парик тщательнейшим образом, и, без конца извиняясь, сказал, что парик куда-то запропастился: видимо, его помощник запаковал его не в ту коробку, и парик уже уехал на вокзал; он сделает все возможное, чтобы найти парик к следующему представлению. Так что отец вышел из театра без парика, надев большую черную шляпу, чтобы прикрыть свою лысину, и уехал в Вену ночным поездом».

«А когда был следующий спектакль?» — спросил я.

«На другой вечер. Но в действительности отцовская проблема заключалась не в этом. Дело в том, что в воскресенье утром он должен был сделать предложение моей матери, и его совершенно не привлекала перспектива сделать ей предложение с головой, лысой прямо ото лба».

«Но совершенно очевидно, что она приняла его предложение», — сказал я.

«Но тогда это казалось мало вероятным. Она никогда не могла воспринимать отца серьезно, и, что еще хуже, у него был соперник: актер в его труппе, который играл ведущие роли во всех трагедиях. Он собирался сделать матери предложение в тот же день. Отец и он договорились между собой, что трагик сделает предложение утром, а комик, мой отец, днем; все полагали, что она примет предложение трагика. Когда мой отец, чувствуя себя совершенно голым и не питая большой надежды на успех, зашел в эту комнату, он увидел, что в глазах матери блестели слезы. Решив, что это были слезы радости, и что она приняла предложение его соперника, он повернулся и хотел уйти, но мать позвала его. Вот тогда-то он и заметил, что на письменном столе лежал его парик. Тогда мать стала объяснять ему, как он туда попал, и отец понял, что ее слезы были от смеха. Трагик, стесняясь своих редеющих волос, подкупил парикмахера, чтобы тот украл парик отца не только чтобы свести его шансы на успех к нулю, но и увеличить свои собственные, красуясь в отцовском парике. Однако парик, вместо того, чтобы придать его предложению то дополнительное достоинство, на которое он так рассчитывал, лишил его профиль характерной суровой простоты и подчеркнул густоту его бровей, отчего его предложение прозвучало крайне нелепо. Мать сказала ему, что никак не может выйти замуж за человека, который на сцене часто заставлял ее плакать, а вне сцены, в такой серьезный момент вызывал в --">