Игорь Миронович Губерман - Смотрю на Божий мир я исподлобья…

сами,

чем я тайком весьма горжусь:

мой автор, скрытый небесами,

решил, что я ещё гожусь.

* * *

Забавно мне моё еврейство

как разных сутей совмещение:

игра, привычка, лицедейство,

и редко – самоощущение.

* * *

В жестоких эпохах весьма благотворным

я вижу (в утеху за муки),

что белое – белым, а чёрное – чёрным

узрят равнодушные внуки.

* * *

Все темы в наших разговорах

кипят заведомым пристрастием,

и победить в застольных спорах

возможно только неучастием.

* * *

Сегодня старый сон меня тревожил,

обидой отравив ночной уют:

я умер, но довольно скоро ожил,

а близкие меня не узнают.

* * *

С судьбой не то чтоб я дружил,

но глаз её всегда был точен:

в её побоях (заслужил)

ни разу не было пощёчин.

* * *

Я на гастролях – в роли попугая,

хотя иные вес и габарит:

вот новый город, публика другая,

и попка увлечённо говорит.

* * *

Наше бытовое трепыхание

зря мы свысока браним за водкой,

это благородное дыхание

жизни нашей, зыбкой и короткой.

* * *

А премий – ряд бесчисленный,

но я не награждаем:

мой голос легкомысленный

никем не уважаем.

* * *

Весьма в ходу сейчас эрзацы —

любви, привязанности, чести,

чем умножаются мерзавцы,

легко клубящиеся вместе.

* * *

К долгой славе сделал я шажок,

очень хитрый (ибо не дебил):

новые стихи я с понтом сжёг

и про это всюду раструбил.

* * *

Сопит надежда в кулачке,

приборы шкалит на грозу;

забавно жить на пятачке,

который всем – бельмо в глазу.

* * *

Кто много ездил, скажет честно

и подтвердит, пускай беззвучно,

что на планете нету места,

где и надёжно, и не скучно.

* * *

Когда, восторжен и неистов,

я грею строчку до кипения,

то на обрез попутных смыслов

нет у меня уже терпения.

* * *

Моя задорная трепливость —

костюм публичности и членства,

а молчаливость и сонливость —

халат домашнего блаженства.

* * *

Так редок час душевного прилива,

ласкающего старческую сушь,

что я минуты эти торопливо

использую на письменную чушь.

* * *

Пока живу, звучит во мне струна —

мучительная, жалобная, лестная;

увы, есть похоть творчества – она

живучей, чем сестра её телесная.

* * *

Шушера, шваль, шантрапа со шпаной —

каждый, однако, с пыльцой дарования —

шляются в памяти смутной толпой

из неразборчивых лет созревания.

* * *

С утра весь день хожу смурной,

тоской дыханье пропиталось,

как будто видел сон дурной

и ощущение – осталось.

* * *

Движение по небу облаков,

какая станет баба кем беременна,

внезапную активность мудаков —

Создатель расчисляет одновременно.

* * *

Скоморошество, фиглярство,

клоунада, шутовство —

мастерства живое царство

и свободы торжество.

* * *

Пусть ходит почва ходуном,

грохочет гром, разверзлись хляби,

но кто родился блядуном —

идёт под молниями к бабе.

* * *

Пространство жизни нами сужено

(опаска, сытость, нет порыва),

а фарта тёмная жемчужина

всегда гнездится у обрыва.

* * *

С утра умылся, выпил кофе

и обволокся дымом серым;

к любой готов я катастрофе,

любым распахнут я химерам.

* * *

В какой ни скроемся пещере,

пока лихие годы минут,

лихое время сыщет щели,

через которые нас вынут.

* * *

Конторское в бумагах копошение

и снулая семейная кровать —

великое рождают искушение

чего-нибудь поджечь или взорвать.

* * *

Свобода, красота и справедливость

не зря одушевляли нас веками,

мне только неприятна их плешивость

от лапания подлыми руками.

* * *

Когда мы жалуемся, хныча,

мы – бесов лёгкая добыча.

* * *

Кто светел, чист и непорочен,

исполнен принципов тугих,

обычно тяжко заморочен

мечтой улучшить и других.

* * *

Где плоти воздаётся уважение,

и духу достаётся ублажение.

* * *

По жизни всей отпетый грешник

и всехних слабостей свидетель,

отменный быть я мог насмешник,

но я – печальник и жалетель.

* * *

Дивным фактом, что,

--">