Олег Юрьевич Рой , Екатерина Александровна Неволина - Повелитель снов

Небо над головой казалось настолько ярко-синим, что можно было подумать, что в фотошопе подкрутили яркость картинки. Парк приветствовал их тугими цветами, наливавшимися звонкой весенней силой, мягкой, еще не истоптанной травой и сотней самых разных запахов, среди которых сквозили сладкие цветочные нотки, тяжелый земляной аромат, а еще – привкус ванили, кокоса и свежих крендельков, которыми торговали в открытой палатке.

Алиса Панова и Олег Волков взяли себе по большому кренделю. Она – с розовой глазурью и кокосом, он – с изюмом и шоколадом. Оба смеялись, кормя друг друга из рук и перепачкав шоколадом и глазурью друг другу лица, как индейцы, вышедшие на тропу войны. Они дурачились, и было так легко, словно и не существовало той тяжелой осени, когда пришлось осваиваться в академии инициатов, столкнувшись с жесткими правилами и борьбой, развязавшейся среди студентов за место под солнцем. Словно не было страшной угрозы, предназначенной третьему члену их новообразовавшейся команды, и ужасной сцены, когда обаятельный преподаватель сценического мастерства вдруг превратился в одержимого демоном монстра…^[1] Словно не было жесткой зимней сессии, в ходе которой с первого курса оказалась отчислена сразу треть потока… Словно не было внезапного отъезда Криша сразу после разговора, в котором Алиса призналась, что не может больше с ним встречаться, и последующих укоров совести, тяжелой вины за обиду и одиночество другого человека, доверившегося ей…

Но, самое главное, исчезла та ледяная стена отчуждения, что стояла между ней и Олегом бесконечно долгое время. Все недомолвки, взаимные претензии и непонимание растаяли, как тает сосулька, попавшая на мартовский солнцепек.

Все это стало вдруг далеким-далеким, как полузабытая детская сказка.

Они шли, держась за руки, купили надутый гелием воздушный шарик в виде забавного монстрика и запустили его в небо.

А потом, как в начальной школе, бегали наперегонки по дорожке. Причем, как заметила Алиса, Олег совершенно не хромал и небрежно нес свою трость в руке.

Потом они заглянули в кафе, к счастью, почти безлюдное в это время.

Они уже подошли к столику, когда Алиса вдруг заметила странного посетителя. Он сидел у дальней стены и, несмотря на жаркий день, был весь в черном: черный плащ с поднятым воротом, надвинутая на лоб черная шляпа, благодаря которой на лицо падала густая тень. На миг девушке показалось, будто у незнакомца вообще нет лица – только черная дыра, начинающаяся сразу над воротником.

Девушка вздрогнула. Внезапно ей стало не по себе. Появление незнакомца было похоже на появление черной грозовой тучи среди ясного неба.

– Алиса? – Олег встревоженно посмотрел на нее.

Панова попыталась улыбнуться и села на стул спиной к неприятному человеку. Лучший способ избавиться от раздражающего фактора – повернуться к нему спиной и постараться не обращать на него внимания. Подошедший к столику немного неформального вида официант, улыбающийся весьма мило, разрядил обстановку.

Алиса заказала кофе по-венски и два разноцветных шарика мороженого. И тут взгляд ее упал на книжную полку. Девушка сама не могла сказать, что именно ее привлекло в не слишком толстой простенькой книге, но как завороженная Алиса сделала несколько шагов и взяла томик в руки.

Он был чуть теплый, словно живой. Тканевый переплет от времени протерся по краям так, что на углах выглянула картонная основа… слегка пожелтевшие страницы… Чувствуя странное волнение, словно в предчувствии чего-то то ли очень прекрасного, то ли крайне важного, она прочитала тисненное вылинявшим золотом название: «Лирическая поэзия». На титульном листе едва можно было разглядеть выцветшую надпись, сделанную, очевидно, перьевой ручкой: «Милой Кристине», и год издания – 1945. На обороте титульного листа шли и другие имена: «Кристина», «Анечка», «Ева». Каждое из последующих имен было написано уже другим почерком и явно гораздо позже.

Дальше шли стихи.

* * *

Среди миров, в мерцании светил

Одной Звезды я повторяю имя…

Не потому, чтоб я Ее любил,

А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,

Я у Нее одной ищу ответа,

Не потому, что от Нее светло,

А потому, что с Ней не надо света^[2].

– Что это?

--">