глянуть. Майор, срывая злость, тыкал указательным пальцем в грудь скукожившегося прапорщика:

- Я тебе сколько раз говорил, щука, глядь... Таблички!

- Таааблички? - удивленно таращился и судорожно мял в руках зимнюю шапку-ушанку прапорщик.

- Да, глядь, таблички... - майор увесисто замахнулся и двинул кулаком ему в нос. Кровавая юшка брызнула на чистый снег, - Таблички на каждую машину: «Антифриз яд!»

- Яйаад? – прапорщик утер испуганное личико ушанкой.

- Под статью пойдешь, под трибунал! – офицер схватил его за ворот бушлата, – Понял?

- Пппоня... - пытался сказать прапорщик, но майор уже просто душил его обеими руками.

- Товарищ майор! - крикнул Толян.

Прапорщик извернулся, вырвался и, по-птичьи размахивая руками, побежал через сугробы, сам не зная - куда.

- Товарищ майор, машину можно заглушить?

- Да... Сейчас... Как они там?

- Нормально. Все нормально. Не переживайте вы так. А что за таблички?

- Говорил я ему, приказывал... развесить на каждый радиатор фанерки с надписью «Антифриз яд»... Инструктаж - каждый день... , - майор говорил с паузами, то разглядывая, то потирая кулак, - Да вот, морозы ударили... Проверка после Нового... Доливать стали, вот и попробовали... На запах-то - чистый самогон...

- Ничего, у нас врачи хорошие. А вы оденьтесь, замерзнете. Или в машину...

- Да, сейчас «буханки» за территорию уберем, - майор, словно очнувшись, посмотрел на Толяна повнимательнее, - а вы доктор?

- Учусь пока что, - он подтянул болтавшийся на шее фонендоскоп, - Вы, товарищ майор, организуйте пока сдачу крови. Литров десять. Талончики в приемном отделении. По территории больше не ездить. И военные билеты ждем, - Березова часто посылали «разбираться» с родственниками, рвущимися в отделение, - кнопка звонка у входа в блок. До свиданья, товарищ майор...

Пока Толян думал: идти или не идти домой, вроде все успокоилось, у ординаторской его остановил уставший, в съехавшей на бок хирургической шапочке, Евсеев:

- Какое сегодня число?

- Пятое января восемьдесят пятого. А что?

- Так и запишем: пятого, ноль первого, 9.30 остановка... Толик, дуй в седьмую. Докачать надо, того, с татуировкой.

Непрямой массаж сердца делают не менее 30 минут. Процедура физически тяжелая. Попробуйте просто понагибаться с четверть часа, и вы поймете. Когда у реаниматоров просто опускаются руки, минут через двадцать безуспешных усилий - прогноз понятен, «докачивать» все равно нужно, ведь надежда уходит последней.

- Раз, два, три - грубое, всем весом, нажатие на грудную клетку, - Раз, два, три, - считает про себя Березов, толчок, пауза...

- Ууу..ххххх, - аппаратный вдох-выдох.

- Раз, два, три, - Толик качает так, что под руками трещат ребра, - Раз, два, три... - спина мокрая, пот заливает глаза. И еще - Раз, два, три...

- Ууу..ххххх, - астматически вздыхает ИВЛ.

- Раз... - начинается новый отсчёт... Но, вдруг, по синюшному телу солдатика волной пробегает судорога, он пытается кашлянуть, мешает воздуховод, рвота. Березов выдергивает зонд, переворачивает пациента на бок и содержимое желудка отходит свободно...

- Жив, зараза, - вытирает лоб марлевой салфеткой Толян.

- Жив и будет жить... Спасибо, Анатолий. Спас, считай, пацана, - уже возится со шприцами Евсеев, - А тебя как зовут, герой ты наш, пострадавший?

Но не прочухавшийся солдатик только испуганно смотрит по сторонам, пытаясь понять, куда же его занесло.

- Ты в больнице, в гражданской, все нормально. Что у тебя на руке выколото?, - задает контрольный вопрос доктор.

Солдатик долго, секунд пять, разглядывает собственную, привязанную бинтами к койке, руку и не громко отвечает:

- Клянусь Любить Её Навечно.

- Соображает нормально, - тайком крестится доктор Евсеев, - кора головного мозга сохранена... Да и военных не посадят... Дуй домой, Анатолий, на сегодня всё...

«Любить её навечно», - повторяет про себя Толян, спеша по больничному парку, - «Навечно...» - лепит снежок и бросает его высоко-высоко, прямо в небо.

--">