Читра Банерджи Дивакаруни - Сестра моего сердца

поджаренные до золотисто-коричневого цвета; неострое карри из картофеля и цветной капусты; густой сладкий паеш^[7] из молока Будхи — коровы, которую хозяин приводил к нам каждое утро, чтобы ее подоили под присмотром придирчивой Пиши. По праздникам она вплетала нам в волосы цветы жасмина. Но больше всего мы любили Пиши за истории, которые никогда не рассказали бы нам матери, — таинственные, завораживающие, запретные истории о нашем прошлом.

У матери Анджу, которую я называла Гури-ма, были изящно очерченные скулы и царственный лоб, говорящие о благородном происхождении. Она происходила из древнего и уважаемого рода, такого же, как и род Чаттерджи, принявший ее после замужества. Но она не была красавицей — даже я, ребенок, понимала это. Жизнь прочертила жесткие линии вокруг ее рта и на лбу. Гури-ма пришлось взвалить на свои плечи всю тяжесть заботы о семье восемь лет назад, в тот ужасный день, когда умерли наши отцы. Ее глаза — темные и бездонные — напоминали воды глубокого озера за деревенским домом, который принадлежал нашей семье еще до того, как родились мы с Анджу. Когда я видела улыбающиеся глаза Гури-ма, то невольно расправляла плечи. Мне хотелось быть такой же величественной и смелой, как она.

И, наконец (мне немного стыдно так говорить), у меня была моя собственная мама, Налини. У нее был золотистый оттенок кожи, потому что она, даже после того, как овдовела, по-прежнему каждый день наносила на лицо пасту из куркумы. Ее идеальной формы губы всегда были красны от паана^[8], который она так любила жевать — в основном, я думаю, из-за этого яркого цвета. Она часто смеялась, особенно когда к нам в гости приходили ее подруги. Многие говорили, что ее смех напоминает звон сверкающих бубенчиков на браслетах, которые носят на щиколотках хотя мне казалось, что он больше похож на звук бокала если по нему ударить ложкой. В те редкие минуты, когда мама прижимала меня к себе, я чувствовала, какая нежная кожа у нее на щеках — как лепестки лотоса, в честь которого она была названа. Но чаще она хмурилась, когда смотрела на меня, между ее красивыми бровями, похожими на крылья, залегала складка, и никогда нельзя было угадать, то ли ее что-то тревожит, то ли она недовольна мной. Потом она вспоминала, что если хмуриться — появятся морщины, и разглаживала лоб пальцами.

Наконец Пиши закончила смазывать волосы Анджу маслом, хитро нам улыбнулась и тихим, дрожащим голосом, каким рассказывала нам страшные истории о привидениях, сказала:

— А ведь злые духи слышат вас. И они очень не любят, когда восьмилетние девочки так говорят. Вот подождите до ночи…

От страха я тут же перебила ее, спросив первое, что пришло мне в голову:

— Пиши-ма, скажи: а наши сладости исчезли?

Лицо Пиши неожиданно стало мрачным, как будто туча заслонила солнце. Я видела, что ей хотелось бы рассказать нам одну из тех невероятных историй, которые мы так любим, — полных волшебства и надежды, — но она, помолчав немного, ответила глухим голосом:

— Нет, Судха. Вам не повезло.

Я и так знала об этом, мы с Анджу слышали обрывки разговоров, но я всё равно спросила еще раз:

— Ты видела что-нибудь?

Пиши была рядом с нами в ночь, когда мы родились, пока наши матери приходили в себя после преждевременных родов, вызванных шоком: накануне они получили ужасную телеграмму. Мамы лежали в постелях, которые им больше никогда было не суждено разделить с мужьями. Моя мать, со спутавшимися волосами и распухшим от слез лицом, рыдала и колотила подушку, пока та не лопнула, и из нее не посыпались хлопья белой ваты — белой как цвет траура. Гури-ма, спокойная и безмолвная, лежала, уставившись в темноту, которая давила на нее, как бремя ответственности, которое ей предстояло взвалить на плечи. Она знала, что никто в семье, кроме нее, не сможет с этим справиться.

Чтобы отогнать мрачные мысли, я торопливо спросила:

— Ну, хоть что-нибудь ты слышала?

Пиши с сожалением покачала головой.

— Может, Бидхата Пуруш не приходит к девочкам.

Из любви к нам Пиши больше ничего не сказала. Но того, что я так часто слышала раньше, было достаточно, чтобы догадаться: Бидхата Пуруш не приходит к девочкам с такой дурной судьбой, что они принесли смерть своим отцам, еще не успев родиться.

Анджу сердито нахмурилась, и я почувствовала, как ее яростный, любящий взгляд, словно рентгеновские лучи, проник прямо в мою голову.

— Может, никакого Бидхата Пуруша --">