Ольга Александровна Седакова - Три путешествия

Ольга Седакова ТРИ ПУТЕШЕСТВИЯ

От автора (К «Трем путешествиям»)

В эту книгу собраны сочинения о таких разных временах, что они вполне могут быть названы разными эпохами. Эпоха «Путешествия в Брянск» — поздний застой. Естественно, этот репортаж мог бытовать только в самиздате, но даже от такой публикации (то есть от чтения в кругу знакомых) многие знакомые меня отговаривали. Это путешествие в «загробное молчание провинций». «Путешествие в Тарту» — эпоха 90-х, ее перелом, который произошел, по моему впечатлению, после событий 1993 года. Путешествие в бывшую «нашу» Европу, только что переставшую быть «нашей». Наконец, третье, сардинское путешествие, «Opus incertum» — хронологически совсем рядом и говорит, в отличие от первых двух, не о «нас». Это путешествие, можно сказать, в блаженную свободу от «нас». Но нет: не совсем-то в свободу. В качестве приложения к третьему путешествию публикуется текст, над которым мы работали с Франческой на баснословной Сардинии: «Элегия, переходящая в Реквием» и большой комментарий к ней. Это приложение возвращает нас к эпохе первого путешествия, к ее завершению. Круг сомкнулся.

Общее для всех трех путешествий — их хроникальная природа. Все они писались с некоторым запозданием, поэтому в каждом указаны две даты: время происшествия (в заглавии) и время сочинения (в конце). Ни в одном из них нет ничего вымышленного. Герои, события, вещи — все как было. Повествователь — не протагонист рассказа (как в бессмертной поэме «Москва — Петушки»). С ним, конечно, тоже многое происходит — но происходит, как заметил один умный рецензент, наподобие того, как это случается с кэрролловской Алисой. Алиса проснется, и фигуры ее сна унесет ветер, как колоду карт. Ничего фатального не случилось. Сон и путешествие — похожие области бытия.

Что касается письма. Непринужденность, которой я искала для прозы, — не та непринужденность, которая сразу же рушится в развязность, как повелось на Руси, — ключ к ней я нашла у Лоренса Стерна. Кстати, и Венедикт Ерофеев говорил о его «Сентиментальном путешествии по Франции и Италии» как о своем образце.

Для меня остается загадкой и укором, почему я таким же образом не описала множества других замечательных путешествий, выпавших на мою долю. Путешествия по всей Австрии, например, с юга на север и с запада на восток, или по зимней Германии, или по романской Франции — от Парижа через Центральный Массив в Прованс, или многочисленные путешествия по Риму… Я называю только долгие, обширные странствия. А сколько коротких, и каких экзотических! Кроме лени у меня как будто нет объяснений для этого молчания. Но предполагаю еще один момент, менее постыдный: я берусь писать о путешествиях (как и о других предметах) тогда, когда со всей определенностью чувствую, что «здесь прошелся загадки таинственный ноготь». Ноготь Загадки Истории, который делает отметину на твоем сердце. Не то чтобы разгадать эту загадку, но побыть с ней подольше, дать ей побольше выговорить — вот что преодолевает мою графофобию.

Два первых путешествия выходили (одной книгой или порознь) в немецком, французском, английском переводах. По-русски книгой они вышли позже, с прекрасным предисловием Ксении Голубович^[1]. Готовится к изданию итальянский томик. «Путешествие в Тарту» во Франции было поставлено в театре. Переводные издания этих «Путешествий» обыкновенно снабжаются большим реальным комментарием для иностранного читателя, который наших обстоятельств не знает. Теперь и для русского читателя комментарий к Брянску и Тарту, наверное, был бы полезен. Отчасти его восполняет комментарий к «Реквиему». «Все течет», как сказано в «Путешествии в Тарту», — и утекает из памяти последующих поколений.

И, наконец, о путешествии вообще. Один римский старик на площади Венеции как-то доверительно сообщил мне: «Мы все здесь туристы». «И вы?» — спросила я, слыша и с трудом понимая его римский диалект. «Да, я родился в Риме, и мой отец родился в Риме, и дед, и прадед. Но все равно я турист. Мы все здесь туристы. Потом Господь позовет: „Домой, домой!“ („A casa! A casa!“ — он изобразил, как итальянские матери из окон зовут детей со двора). Тогда и пойдем домой. А пока путешествуем». И назидательно добавил: «А путешественникам нужно жить дружно». «Дети, домой!», об этом вечернем крике, который всегда прерывал наши самые интересные занятия, есть чудесная песня Моцарта. Но пока не --">