Дзюнноскэ Ёсиюки - Неожиданное происшествие

знает. – Юкико ответила сразу же, словно ждала моего вопроса.

– Что знает?

– Он вывел меня на чистую воду. Я отодвинулся от нее.

– Что ты говоришь? Он тебя выследил?

– Нет, просто он пришел, а я только что вернулась от тебя…

– Ну и что же? Что он мог понять? Ведь не следы же на тебе остаются!

– Именно остаются. Я тоже не заметила.

Когда Юкико прижималась ко мне, лицо ее становилось ласковым, на губах блуждала улыбка. Но потом она в изнеможении закрывала глаза, на лице появлялось выражение страдания, между бровей обозначалась глубокая складка. След от нее не изглаживался в течение нескольких часов. Именно это и послужило уликой, объяснила она.

Но сегодня тело ее не становилось влажным, не появлялось и страдальческое выражение на лице.

– Сейчас-то на тебе никаких улик, – заметил я не без досады.

– Как ты не понимаешь, я беспокоюсь, ведь он хотел увидеться с тобой…

– Ты ему все про меня разболтала?!

– А что мне оставалось делать? – И она показала мне ступни ног – на них были отчетливо видны несколько небольших круглых шрамов. Старые, потемневшие, и свежие – красноватые от запекшейся крови. Я понял, что это следы прижигания сигаретой.

Юкико работала в одном из дешевых кабаре на окраине. Там я с ней и познакомился. В кабаре она носила платье, сильно открытое на плечах и спине. Он выбрал для истязания такую часть тела Юкико, что это не помешало бы ее работе. Это было страшно. Я увидел в этом не благоразумную предусмотрительность, а холодный, наглый расчет.

– Он сейчас явится сюда? – Я взглянул на створки двери. Юкико лежала голая на футоне и не пошевельнулась. У меня вдруг мелькнуло подозрение, уж не заговор ли это? Хотя с меня и силой взять нечего…

– Сюда он не придет. Я сказала, что не знаю твоего адреса, и объяснила, где ты работаешь.

– Он собирается намять мне бока?

– Бить он не будет. Он не из тех, кто прибегает к физической силе.

– Что же ему от меня надо?

– Деньги, и больше ничего.

– Но у меня нет денег.

– Ну и успокойся. Где нет, там и взять нечего. – Интонация была небрежной, я понял, что она хочет меня ободрить.

Поглаживая выцветшие фиолетовые следы ожогов на ее ногах, я приговаривал:

– Бедная моя, как же тебе из-за меня досталось… – Я словно пытался измерить глубину, опуская гирю на нитке.

– Ради тебя страдать было приятно. Запомни эти гербы, – сказала она. Однако сомнения мои еще более усугубились.

Вне сомнений было одно: приятель Юкико намерен встретиться со мной. Я ждал его, стараясь как можно чаще бывать в редакции.

Ни на завтра, ни на следующий день он не появился. Я ждал его, а тем временем воображение мое разбухало, и в результате у меня сложился образ этого человека, которого я никогда не видел.

Слова «он не из тех, кто применяет физическую силу» меня впечатлили. Рукоприкладством по всякому поводу занимаются мальчишки… Приятель Юкико – тридцатилетний мужчина с холодным взглядом. Он превосходно владеет собой. Под черным костюмом худощавое, гибкое, как сталь, тело. Это тело всегда способно заставить Юкико страдальчески сдвинуть брови. Юкико не могла уйти от него. Она только делала вид, что хочет от него избавиться, в действительности что-то прочно связывало ее с этим человеком, оба они были замкнуты одним кольцом, куда никому не было доступа. И разве сам я не был лишь средством, придающим кольцу прочность? Приправой, придающей их отношениям остроту?

Я мучился тревогой ожидания.

Возвращаясь домой и желая отвлечься, я извлекал из книг, сваленных грудой в стенном шкафу, детские стишки и, наобум открыв страницу, скользил взглядом по вертикальным строчкам иероглифов. Читая эти книжки, купленные у букиниста, я часто пытался укрыться от гнусной действительности. Репортер бульварного журнальчика – сам смысл моих занятий составляла эта гнусная действительность. Сначала я выбрал вовсе не эту работу. Когда я поступал на службу, компания выпускала вполне добропорядочные книги, но покупателей на такую литературу почти не было, и издательство переменило курс. Стал издаваться журнал, в котором скандальная хроника перемежалась с сомнительными статейками эротического содержания. Издание еженедельника давало возможность кое-как существовать сотрудникам. Отказаться от работы – значило голодать, это меня и вынуждало не бросать ее. Я не имел сил сделать рывок, чтобы начать новую жизнь. Мирясь со своей работой, я вечерами забывался с женщиной или с детскими --">