Михаил Брыжинский - Обручи

вода оказалась нелишней, трактор завелся сразу, безо всяких капризов.

Снова забежал в дом, а там посреди избы уже стояла одетая, собравшаяся Таня. Мать торопливо и бестолково бегала по дому, вытягивала то один, то другой ящик старомодного комода, всегда стоявшего, насколько помнил Володя, в углу под правым крайним окном, то кидалась к шифоньеру — подарок от колхоза на их с Таней свадьбу — начинала рыться там, доставала очередную какую-то тряпку и запихивала в сумку на полу возле Тани.

— Не надо, мама, зачем? Все ведь уже собрано, — робко сопротивлялась та, но мать, торопливо и будто спотыкаясь, повторяла одно и то же:

— Ничего, ничего… пригодится… нужно… как же так… Господи!

Он пару минут глядел на суету, царившую в доме, и не выдержал, сказал полувопросительно-полуутвердительно:

— Поехали?!

Мать засновала по дому еще быстрее, то и дело хватая что попадалось под руку и тотчас же отбрасывая. Жена обводила взглядом избу, словно уходила отсюда навеки и прощалась со всем, что в ней было. Ему надоела эта бабья растерянность и беготня. Схватил сумку и властно приказал:

— В общем, хватит, поехали!

Ступив с крыльца и провалившись в снег, Таня испуганно ойкнула. Он осторожно и неловко обнял ее и повел. Следом за ними выскочила мать, неодетая, в одной только накинутой на голову шали, проводила до трактора и, несмотря на снежную замять, стояла рядом, пока Володя подсаживал жену на гусеницу, затем, включив плафон, устраивал в кабине и залезал сам.

— Сынок, Таня, может, не поедете? Ведь экая непогодь!.. Авось, дома как-нибудь, а? — просительно сказала она. — Раньше-то и завета не было по больницам. И ничего, обходились…

Володя подумал пару секунд, поколебался и, ничего не ответив, тронул рычаг газа. Трактор рокотнул, дернулся, клюнул вверх-вниз, точно норовистый конь хотел взвиться на дыбки, и глухо залязгал гусеницами.

Двинувшись, он оглянулся назад, но из-за мрака и вьюжившего снега уже не увидел матери и не знал, что она еще долго не уходила, стояла на том же месте и все крестила рукой воздух, посылая вслед свое материнское благословение — крестное знамение, — ничем иным помочь сейчас им не могла.

Он вывел трактор на дорогу, вернее, туда, где она должна была быть. Ибо от дороги — укатанного зимнего пути — не осталось и следа, все замела вьюга. Но знал, что едет именно по зимнику: в мягкий, только что нанесенный метелью снег трактор проваливался, и под гусеницами ощущался твердый наст. Володя был уверен в этом так, точно шел пешком и чуял собственными ногами.

Миновали крайний дом деревни и выехали за околицу. Здесь, в открытом поле, буран, казалось, забесновался с еще большей силой. Свет от фар еле-еле пробивался на два-три метра вперед.

— Как ты? — спросил он жену.

— Ни-и-иче-его! — выдавила она из себя, мелко трясясь вместе с сиденьем.

Володя еще раз тронул рычаг, движок изменил тон, трактор побежал прытче. Увидеть это, конечно, было невозможно среди сплошного снежного месива — не с чем соизмерить, просто знал, что трактор пошел быстрее.

— Володя, не заблудимся? — вытрясла она из себя боязливый вопрос.

— Вот еще! Я здесь тыщу раз проезжал, — уверенным баском постарался он рассеять ее опасения, ничем не выдав, что сам только что подумал именно так же. — Даже не сомневайся. Через часок-полтора будем на месте. Выдержишь? — глянул он на жену.

Та неуверенно кивнула, и они надолго замолчали. Лишь изредка искоса поглядывал на жену и в слабом свете от щитка приборов видел, что выражение лица той не менялось, и он тоже был спокоен.

Трактор тянул ровно, двигатель работал чисто, без сбоев, под гусеницами Володя чуял твердый укатанный наст — чего же больше? Через час, самое многое — полтора подвезет жену к самым дверям роддома и сдаст из рук в руки врачам. Те свое дело сделают, как полагается. А ему останется только ждать, когда объявят, что у него родился сын. В том, что будет именно сын, Володя ничуть не сомневался. Во-первых, он хотел сына, во-вторых, и Танька не против, чтобы их первенец оказался мальчиком, да и по приметам, о которых поведала ему на ухо, выходило, что должен быть обязательно парень. Он настолько уверовал в это, что даже имя ему выбрал — Роман, Ромка. Подрастет — Роман Владимирович. Звучит, а? Так к нему, к сыну своему будущему, и обращался — уже по имени.

Иногда Таня брала его руку и прикладывала к своему животу.

— Чуешь, как ворочается?

Володя и впрямь --">