Валентин Константинович Черных - Свои

который дослужился до подполковника, попал под сокращение армии и теперь работал слесарем на маслозаводе.

— Ты уже какую-нибудь одноклассницу шпокнул? — спросил он.

— Нет еще.

— Не дают?

— Да я особенно и не старался.

— Надо постараться. Вот ты все меня пытаешь: надо ли становиться офицером? А что такое офицер? Это в первую очередь умение подчинять себе людей. Вначале тридцать человек — взвод, потом сто двадцать — рота, потом четыреста — батальон, потом тысяча — полк. А все начинается с подчинения одного, чаще всего женщины. Надо ее убедить, заставить, наконец, лечь и раздвинуть перед тобой ноги. Молодые девки обычно боятся. Можно, конечно, взять силой, но это уже изнасилование. Надо начинать с тех, кто постарше. Я тоже начинал со взрослой бабы. Ты Лидку знаешь?

— Та, что моет бидоны на маслозаводе? Так она же старая.

— Какая же она старая? Ей и тридцати нет. Запомни. До тридцати лет женщины молодые, после тридцати — средних лет, а старые — после пятидесяти.

— Она вроде дурочка, — высказал я свои сомнения.

— Она не дурочка, — возразил подполковник. — Она немного заторможенная. Я бы на твоем месте попробовал с нею.

На следующий день я вроде бы случайно встретил Лидку возле ее дома, когда она шла с маслозавода после работы.

— Привет, Лида, — сказал я.

— Привет, — ответила она и посмотрела на меня, как будто увидела впервые. Она смотрела на меня, а я на нее. Меня поразила ее огромная грудь, а широкие бедра даже немного испугали. Ведь мне предстояло проникнуть между них в глубину. От более взрослых парней я уже знал немного о женских половых органах, знал, что у них есть матка и до нее надо обязательно достать, но Лидка была большая, выше меня, и ее задница показалась мне огромной.

— Ты сын Полины Петька? — спросила она наконец. — Я помню, как ты родился.

— Я уже вырос.

— Не вырос, а подрос, — поправила она.

— Вырос, — настаивал я. — Когда я моюсь с мужиками в бане, они говорят, что член у меня как у взрослого мужика. — Я сказал «член», потому что некоторые женщины не любят матерных слов.

Лидка даже приоткрыла рот, не зная, что мне ответить. Чтобы человек растерялся, ему надо сказать такое, о чем все люди думают, но стесняются сказать вслух. Я в тот момент думал, какая у нее все-таки огромная задница, больше двух футбольных мячей, составленных рядом, и, когда она шла, эти большие шары перекатывались из стороны в сторону, им не хватало места под платьем.

Вечером, когда я поливал огород, подполковник подошел к забору и спросил:

— Поговорил с Лидкой?

— Поговорил. Она отнеслась ко мне, как к мальчишке.

— Это нормально. У женщины всегда есть «но». То слишком молодой, то слишком старый, то некрасивый, то небритый, то в несвежей рубахе.

— На рубаху тоже обращает внимание?

— Обязательно, — подтвердил подполковник. — Женщина по природе нерешительна, она всегда оттягивает этот момент, как говорится: и хочется, и колется, и мама не велит. Приходится убеждать, переламывать и подстраиваться одновременно. И главное — говорить комплименты: какая она красивая, такие у нее замечательные глаза, какая лучезарная улыбка.

— А какая у нее замечательная задница — можно говорить? — спросил я.

Подполковник задумался.

— Не знаю, — признался он наконец. — Все мужики обращают внимание на эту часть женского тела, но говорить об этом вроде не принято. О том, что ниже пояса, почему-то не говорят. Это считается распущенностью. Про задницу не говори. Но к комплиментам необходимо материальное подтверждение. Женщине надо делать подарки. Они как дети — любят подарки. Но это на следующем этапе. А на первый раз возьми сладенького вина, лучше портвейн «Три семерки», в основном женщины любят сладкое, купи шоколадных конфет или шоколадку, а еще лучше две шоколадки: одну она съест сразу, а другую оставит на утро, значит, утром тебя вспомнит.

Я взял десятку из денег, которые откладывал, собирая на джинсы, — у всех в классе были уже джинсы, кроме меня, у некоторых, правда, индийские, из неплотной ткани, я же хотел купить настоящие — «Ливайс» или «Вранглер», с большой переплатой, конечно: такие джинсы привозили только из Москвы или Ленинграда.

На следующий день я купил две бутылки портвейна «Три семерки», две плитки шоколада «Гвардейский» и к пяти вечера, когда Лидка возвращалась с молокозавода, уже ждал ее за кустами у палисадника.

— Привет, --">