Алексей Серов - Мужчины своих женщин

«Здание упиралось в небо островерхим куполом, и такие же купола, поменьше и пониже, располагались вокруг главного. А на нем, прочно укорененный, затмевая собою звезды, рассекал ночное небо огромный тяжелый крест. Он плыл через облака, суровый и непоколебимый на холодном ветру.

Огонь горел, и дверь была открыта».

Эта концовка говорит о многом. Да, дверь в храм, на куполе которого водружен крест, и поныне открыта для каждого, а выстраданные за два тысячелетия христианства идеи вознесены высоко над нами — они и впрямь плывут через облака. Терпя и преодолевая неуверенность и страдание нашего ежедневного бытия, мы ищем помощи и надежды — а они рядом с нами. Для того, чтобы вновь и вновь находить в себе силы нести вперед крест своей земной судьбы, нужно просто почаще освобождать свой взгляд от пут обыденной жизни и поднимать глаза к небу.

Евгений ЧЕКАНОВ,

член Союза писателей России

ПРОРЫВ

Рассказ из тех времен, когда еще не было мобильных телефонов

Поэтому он и не любил зиму. Вообще холод. А уже временами шел, валился с неба противный мокрый снег.

Прогноз на ближайшие дни передавали неутешительный. «Дальнейшее понижение температуры, осадки, порывистый северный ветер.» Каждое утро, уходя на работу чуть свет, он слышал по радио одни и те же чеканные, убийственные формулировки. Становилось все темнее и холоднее. Становилось невыносимо.

Приближалась депрессия, и он не мог ничего поделать с этим.

В прошлом году, в предзимье, он едва не решился на радикальные меры против тоски. До сих пор в его мозгу с фотографической точностью мерцало увиденное тогда: тридцать таблеток снотворного, лежащих на дне большой пивной кружки… В каком-то старом фильме о гражданской войне люди вместо сахара клали в чай таблетки сахарина. То, что происходило с ним в прошлом году, было очень похоже на все это и внешне, и по настроению: та же безысходность, отчаяние, холод… Однако выпить адскую смесь тогда он не смог — таблетки не растворились, а глотать их с детства не научился, всегда разжевывал. Ладно еще одну-две, но не тридцать же!

И вот затменье надвигалось вновь.

Нет, не сейчас. Не сегодня. Позже. Пока еще терпение есть. Еще можно успеть прочитать хорошие книги, которых теперь так много.

Книги держали его. Они заменяли ему все — женщин, друзей, наркотики. Он не умел писать книги, но очень хорошо умел их читать.

Впрочем, у него никогда и не было ни нормальных женщин, ни друзей, ни наркотиков. Почему? Он не знал. Может быть, именно поэтому с наступлением зимы чувство безысходности в нем усиливалось, подталкивая к необратимым действиям?

До сих пор он держался, но слишком многое зависело от погоды. А та портилась.

Лучше всего бывало, конечно, летом. Летом можно идти куда хочешь, не думая об одежде и еде. Можно плавать в реке, жечь костры по ночам, бесконечно смотреть на звезды. Сдувать с плеч легкий тополиный пух. Мечтать о том, что когда-нибудь шутливо сдуешь пушинку с чьего-то хрупкого плеча рядом…

Нет, о лете больно вспоминать. И не нужно. Сейчас глубочайшая осень.

События замкнулись в кольцо. Он чувствовал, как в мозгу воздвигаются мягкие, но упругие преграды для мыслей; не помнил даже, когда в последний раз делал запись в дневнике. Вокруг не происходило ничего достойного. Совсем ничего. Он ясно понимал безнадежность своего положения.

В один из совсем черных дней он поехал в центр города за книгами, надеясь на них, как на последнее средство спасения.

Погода была никудышная. Термометр показывал минус два, и хотя с утра еще светило солнце, но именно сейчас все небо обложило ватными облаками, вдоль улиц засвистел пронизывающий ветер, перемешанный с ледяной крупой… Что делать, он все равно поехал. Хуже не будет.