Александр Александрович Зиновьев - Желтый дом. Том 2

Часть третья Апология практического безумия

В начале пути

Когда мы в школе проходили (не изучали, а именно проходили!) Древний Рим, учительница в порядке идеологического воспитания спросила нас, кем бы мы хотели быть, если б жили в то время. Все ученики нашего класса заявили, что они из чувства солидарности с эксплуатируемыми хотели бы быть рабами. Но я сказал, что рабом быть не хочу, что я готов быть кем угодно, даже рабовладельцем, только не рабом. Получился крупный скандал. Меня за это прорабатывали на классном собрании, на сборе пионерского звена, в дирекции, на педагогическом совете, на родительском собрании. Отец выпорол меня и велел покаяться, угрожая в противном случае отдать в детскую исправительную колонию. Я упорствовал целую неделю. Но силы сторон были слишком неравными, и я капитулировал. На специальном сборе пионерского отряда я признал свою идеологическую вину и торжественно поклялся, что я, как и все мои товарищи, хочу быть рабом. И с тех пор я свято храню эту свою детскую клятву. И нисколько в этом не раскаиваюсь.

И в конце пути

И все же во мне всю жизнь временами звучали и звучат изредка до сих пор божественной красоты гимны. Признайся я кому-то в этом, ни за что не поверят. В этом недобитом сталинисте, скажут они, гимны звучат?! Чушь! В нем ничего, кроме партийных лозунгов, звучать не может! Ну что же, отчасти я с этим согласиться могу. Я действительно недобитый. Но не сталинист. Сталинистом я никогда не был. Не могу сказать, что был борцом против сталинизма.

Но сталинистом, повторяю, никогда не был. Я прожил лучшую часть своей жизни в то время, и все. Но достаточно ли этого для того, чтобы считаться соучастником преступления? Да и что тут было преступлением, а что — нет? А что касается членства в партии, так ведь даже передовые интеллигенты и борцы в оной состояли и состоят. Или стремятся в нее. Не всем, правда, удается. Вот, например, этот глубокомысленный бородатый молодой человек (МНС из нашего института) пятый год пытается вступить в наши ряды, но его почему-то не пускают. Почему? Возможно, потому, что в нем тоже звучат божественные гимны, но теперь научились замечать это звучание. А с таким внутренним звучанием в партию не пускают. Меня в свое время пустили потому, что была война, и звуки иного рода заглушали все остальное. К тому же я после той капитуляции в детстве научился звучать незаметно для окружающих, про себя и для себя. Вещь про себя — до такого не сумели додуматься даже классики немецкой философии.

А гимны во мне хотя и редко, но все-таки звучат. И кое-что другое во мне происходит. Скачут кони. На всех парусах проносятся бриги и корветы. Прекрасные женщины кружатся в вальсе в роскошном дворце. Сверкают шпаги. Возникают сказочные города, долины и острова. И опять мимо скользят таинственные и недосягаемые женщины. Что только не происходило во мне! И когда это происходит, становится тоскливо. Я смотрю на окружающих меня живых людей и ощущаю себя неземным существом со светлым ликованием в душе, но обреченным жить в атмосфере бесконечных мрачных похорон в чужом мире. В чем причина? Однажды я прислушался к разговору наших институтских умников на малой лестничной площадке. Разговор шел как раз на эту тему. И кто-то сказал, что внутреннее одиночество есть неизбежное следствие вынужденного внешнего коллективизма. Возможно, этот умник был прав. Из духа противоречия я тогда сказал, однако, что это — чушь. Но они, институтские умники, не обратили на это внимания. Я вообще для них не существовал.

Наши нравы

Во дворе нашего института установили новый бюст Ленина с ногами, а в актовом зале института установили новый бюст головы Ленина. Это не мои слова. Я до таких высот красноречия не дорос и, увы, уже не дорасту никогда. Это слова директора нашего института академика Петина, одного из крупнейших марксистов-ленинцев нашей эпохи. Произнес он эти слова во время доклада об итогах выполнения плана второго квартала третьего года текущей (а какой по счету — на этот вопрос даже Секретарь партбюро без предварительной подготовки и без консультации с райкомом партии ответить не способен) пятилетки. Точнее говоря, он произнес эти слова в той части доклада, которая была посвящена росту благосостояния трудящихся. И даже не произнес, а воскликнул или выкрикнул. Нет, пожалуй, и эти слова не передают всей --">