Александр Александрович Матюхин - Велосипеды

со стороны склада, перебросили велосипеды и перебрались сами, начали сбрасывать с себя одежду и переодеваться — увидели, как в нарастающем шуме к части приближается вертолет.

Он закружился, заходя на посадку.

Акоп с Артемом бегом обогнули склад, через площадку, к полевой кухне. Прошли через палатку-столовую.

Люди толпились у блокпоста. Все там были — и Зайцева, и Грибов и Мартынюк. Яна выглядывала из-за спин, ярко выделяясь белой униформой на воне остальных.

Артем подошел ближе, вытянул шею…

У подъехавшего грузовика суетились военные. Они вытаскивали из кузова носилки с людьми и складывали вдоль блокпоста, прямо в пыли, на дороге, будто укладывали доски для строительства. Лобовое стекло грузовика было покрыто паутиной трещин, брезент на кузове дымился — его заливали водой, которую таскали ведрами от кухни.

Кто-то стонал, кто-то кричал — звуки больно врезались в уши, смешавшись с гулом садящегося вертолета, с грохотом мотора, с разговорами людей вокруг.

На носилках лежали люди. Грязные, обгорелые, окровавленные. Две медсестры — молоденькие, испуганные девчушки — бегали вокруг них, что-то вкалывали, перевязывали, накладывали шины.

В какой-то момент из столпившейся кучки растерянных военных выскочила Зайцева — бледная, растрепанная — выхватила у кого-то бинт, присела над солдатом, у которого было обиженно лицо, а от короткого ежика темных волос шел дым.

— Что происходит? — пробормотал Артем. — Что случилось?

— Это у тебя там любовь, — кивнула Яна. — А здесь, понимаешь, война.

От приземлившегося вертолета бежали военные и врачи. Артем увидел Акопа, который бросился к Зайцевой, и принялся помогать накладывать повязку на голову стонущего солдатика. Неловко, но с решительно сжатыми губами, с деловым каким-то, обреченным прищуром. В стороеу раненых тяжело, опустив голову, направилась и Яна.

А Артем стоял, и не мог двинуться с места.

Война, думал он, — война, война, война…

Как оказалось, два грузовика попали под обстрел боевиков недалеко от аула. Дорога была настолько знакома и охраняема, что командиры двух частей неподалеку потеряли бдительность (или, как водится, экономили на солярке) и разрешили ездить грузовикам без конвоя. Интересная логика — зачем боевикам нападать на два-три грузовика, в которых перевозят продукты, одежду или воду? Боевики и не нападали, пока в грузовиках не повезли к аэродрому военных. В двух кузовах их набилось человек пятьдесят. Половина — срочники, готовившиеся к увольнению. То есть, это была их последняя поездка по Чечне. А дальше — перелет в родную часть, увольнение, честь и хвала. Не вышло. Обстреляли безграмотно и хаотично, быстро разбежались, едва загорелся один из грузовиков.

А водители тоже растерялись — один развернул грузовик и рванул обратно, а второй, с группой раненых в кузове, помчался в часть на холме. Вызвали помощь, дождались вертолета. Слава богу, никто не погиб.

Мгновенно после случившегося командир части организовал построение личного состава, прочел торопливую, сбивчивую лекцию о том, что враг не дремлет, приказал развесить по периметру колючую проволоку и усилить охрану.

Акоп после этого невесело шутил, что у нас в стране всегда так — пока петух не клюнет…

Построение закончилось, пошли через палатку-столовую, где увидели Яну, которая разбавила какао водкой и выпила сразу две кружки. Она чувствовала вину за каждого раненого или убитого русского солдата.

Вернувшись в вагон, Артем увидел на столе у майора Грибова флягу и кружку. Зайцевой не было, она отпросилась до вечера. Работать, понятное дело, никому не хотелось. В вагончике остро пахло спиртом и сигаретным дымом.

— Как тебе? — спросил Грибов, наливая из фляги что-то мутное, желтоватого цвета. — Страшно?

Артем пожал плечами.

— Должно быть страшно, — сказал Грибов. — Иначе из тебя выйдет никудышный солдат и человек. Если тебе не будет страшно, то ты будешь убивать без сожаления. А это уже ненормально. Это, Артем, и есть война.

Грибов выдохнул, сощурился и залпом выпил. В уголках глаз зародились слезы. Он смахнул их небрежно и налил вновь.

— Ты же никогда никого не убивал, верно?

— Не приходилось.

— И не убивай, Артем. Не надо. Не наша это война. Мы никого не защищаем, мы просто убиваем друг друга за деньги, за нефть, за власть. А власти, знаешь, наплевать. По мне, так это не защита родины, не долг, а просто бизнес. Модное --">